— Женщины, да?

— Женщины и мужчины. Затем приходит очередь следующего.

— Значит это не «Изгоняющий дьявола», это «Похитители тел».

Убийца жены расплывается в широкой улыбке.

— Именно!

— Думайте так дальше, Ленни. Посмотрим, как это вам поможет.

Уилсон возвращается домой без четверти семь. Сэнди сидит в гостиной и смотрит вечерние новости. На кухонном столе накрыто одно место, которое выглядит одиноким.

— Привет, детка, — говорит Уилсон.

— Твой ужин в духовке. Курица, наверное, уже подсохла. Ты сказал, что будешь дома к пяти.

— Нарисовались дела.

— У тебя всегда так.

Разве он говорил Сэнди, что будет к пяти? Честно говоря, Уилсон не может вспомнить. Но он помнит, как Крокер — который, должно быть, сейчас уже находится в следственном изоляторе — сказал, что «это происходит ненавязчиво».

Уилсон достаёт курицу с картофелем из духовки, и зелёную фасоль из пароварки на плите. Картошка выглядит симпатичной, но курица и фасоль кажутся обветренными и неаппетитными.

— Ты забрал одежду из химчистки?

Уилсон замирает, наполовину отрезав кусочек куриной грудки. Правильнее сказать — наполовину отпилив.

— Какую одежду?

Сэнди встаёт в дверном проёме.

— Нашу одежду. Я говорила тебе прошлым вечером, Фрэнк! Господи!

— Я… — Звонит его мобильник. Уилсон снимает его с пояса и смотрит на экран. Будь звонок от его напарника, Уилсон не стал бы отвечать. Но это капитан Альварес. — Я должен ответить.

— Конечно, должен, — говорит Сэнди, уходя обратно в гостиную, чтобы не пропустить последние показатели смертности от короновируса. — Бог свидетель как должен.

Уилсон думает было пойти за Сэнди, попытаться разрядить ситуацию, но звонит его босс, поэтому он отвечает. Слушает, что говорит Альварес, затем садится.

— Да ты гонишь? Как?

На его голос Сэнди снова появляется в дверном проёме. А его скрюченная поза — телефон прижат к уху, голова склонена, одна рука лежит на бедре — побуждает её подойти к столу.

Уилсон слушает, затем даёт отбой. Он относит тарелку в раковину и вываливает еду в измельчитель.

— Идеальное, блядь, завершение идеального, блядь, дня.

— Что случилось? — Сэнди кладёт руку ему на плечо. Прикосновение лёгкое, но очень приятное.

— Мы задержали парня, который убил свою жену. Я был на месте преступления — настоящий ужас. Кровь по всей кухне, она лежала в луже крови. В участке я провёл предварительный допрос. У преступника было не всё в порядке с головой. Утверждал, что она была пришельцем, частью группы вторжения.

— О боже мой.

— Он покончил с собой. Перед рамкой металлоискателя в изоляторе схватил карандаш на цепочке и проткнул себе ярёмную вену. Альварес говорит, что это было слепое везение, но сержант уверяет, будто он знал, куда бить.

— Может быть, проходил медицинскую подготовку.

— Сэнди, он был сантехником.

Сэнди смеётся, и это заставляет засмеяться Уилсона. Он прижимается лбом к её лбу.

— Смешно не от самого факта, — говорит Сэнди, — а от того, как ты это сказал. Сантехник. — Она снова смеётся.

— Альварес сказал, что он отбивался от них. Продолжал отбиваться, пока лилась — хлестала, — кровь. Когда потерял сознание, его отвезли в пресвитерианскую больницу, но было уже поздно. Он потерял слишком много крови.

— Выключи, пожалуйста, телек, — просит Сэнди. — А я пока приготовлю тебе яичницу.

— С беконом?

— Вредно для холестерина, но сегодня… можно.

Той ночью они занимаются любовью впервые за… несколько недель? Нет, больше. Прошло не меньше месяца. Это приятно. Когда всё заканчивается, Сэнди спрашивает:

— Ты всё ещё куришь?

Уилсон хочет солгать. Он вспоминает слова ныне покойного сантехника: «Она начала пилить меня. Пилить и пилить, и пилить». Он думает о том, каким приятным был этот вечер. Насколько он выделялся на фоне последних шести или восьми месяцев.

«Они меняются, — сказал Ленни. — Становятся раздражительными и придирчивыми».

Уилсон решает не лгать. Он говорит, что продолжает курить, но понемногу. Максимум полпачки в день, ожидая услышать от Сэнди: «Даже это может тебя убить».