Здесь нет привычной позолоты, нет росписей и икон. Округлый зал венчается куполом, в центре которого зияет дыра похожая на ту, что я видела на фото римского пантеона. Кажется, она называется окулюс. Если бы сейчас был полдень, то свет от него непременно падал бы на открытую площадку, окруженную четырьмя постаментами: огонь, земля, вода и воздух.

Даже интересно, здесь тоже есть пятый элемент, как в фильме у Люка Бессона? Хотя, нужно отметить, в отличие от кино, здесь стихии представали вовсе не каменными болванками. Над каждым столбом находилось реальное ее воплощение: горело пламя, переливался волнами шар, маленький смерч непрестанно вертелся, то стихая, то набирая обороты, а небольшой кусок каменистой почвы упорно обвивал тонкий вьюнок, усеянный маленькими острыми листьями.

Я медленно шла от одного постамента к другому, завороженная этим зрелищем и не сразу заметила, что в этот ранний час я больше не одна в зале.

Рядом со мной стоял обыкновенный на вид мужчина средних лет, поверх простой одежды была накинута светлая окантованная золотой лентой ряса, которая очень органично смотрелась в проникнутом светом помещении. Все намекало на то, что он жрец, а я стояла и не знала что говорить. Я просто смотрела в его глаза и ждала неведомо чего, а оказалось, говорить ничего не надо.

— Ты привела блуждающую душу. Призови ее.

Я попыталась передать скрипку жрецу, но он только отрицательно мотает головой, указывая на замеченную мной круглую площадку.

— Играй. Душа должна проявиться, чтобы мы услышали волю богов.

Я нерешительно переступила черту, привычно пристраивая инструмент на плече. Хотелось сыграть что-то божественное невероятное и, прикрыв на секунду глаза, я касаюсь струн. Эхом полилась по залу мелодия…

Я видела ее! Она огибала изящные статуи, притаившиеся в нишах, заглядывала в самые темные их уголки и сверкала в лучах света серебристыми бликами. Кажется, я никогда не играла лучше, чем в этот момент. А когда закончила — рядом со мной в черте круга стоял старик. Похожий на призрака (хотя… так оно и есть), он не мог оторвать взгляд от скрипки в моих руках, и это было печально, ведь сам он больше не мог играть.

Подошедший жрец вывел меня из круга, мягко забирая скрипку из моих невольно сжавшихся пальцев, и подошёл к Илуру.

Какое-то время они просто стояли, а я все ждала, когда начнется сам ритуал… Но его не было…

— Тебя держит в этом мире не столько твой дар, сколько вина, которая мучила тебя долгие годы. В твоей душе нет покоя, и потому я не могу провести ритуал, о котором ты просишь. Найди покинутое и возвращайся. А сейчас не время. Уходите.

Последнее было сказано для нас всех, и мы ушли, перенеслись в окрестности какой-то деревушки южнее оставшегося позади городка. Я все ещё планировала добраться до крупного порта, что с ежедневными прыжками, должно было занять несколько дней.

Призрак Илура так и следовал за мной, витая над землёй сначала с ошарашенным, потом задумчивым, а теперь отрешенным видом. Я его не отвлекала. Хватало саламандры, которая поначалу пыталась его задирать, но это словно биться лбом о стену. Даже ей неугомонной вскоре надоело, и она переключилась на более простую роль — моего вечного радио.

Так пролетели обед и ужин. Время я теперь отмеряла по приемам пищи. А под вечер, когда мы уже почти вышли на окраину очередной деревушки, мое личное приведение очнулось.

Я по заведенной традиции сидела у костра, когда рядом опустился прозрачный силуэт Илура.

— Я говорил, что любил только музыку… Это ложь.

— Но ведь за гранью невозможно лгать?

— Да, ты права. Зато можно умалчивать. Мне просто слишком стыдно и больно вспоминать. Я предал свою любимую. Она не была ни богатой, ни знатной, я же быстро стал любимцем аристократии, получил титул и приставку Ди. Посчитал, что подобная связь ниже меня. Прогнал ее. Она приходила ко мне после, приходила за помощью, а я не стал ее даже слушать. У меня было столько дел и забот, было не до того. А когда спустя годы дымка славы, что застила мне глаза, спала, и я отыскал ее — было поздно. Оказалось, в тот роковой день она приходила сказать, что у нас будет ребенок… Я не могу простить себя за то, что не выслушал ее. Пока она пыталась выжить и прокормить нашего ребенка, пока она умирала, а мой сын считал себя сиротой, я бездумно развлекался на балах! Понимаешь?

В этом возгласе было столько боли, что у меня навернулись слезы. А ведь он корит себя уже сотни лет и вряд ли сможет когда-либо отпустить этот груз! И я даже не знаю чем его утешить…

— А сын, что с ним?

— Я его нашел. Вот только и здесь опоздал. Я был для него не отцом, а тем, кого он винил в смерти матери. Золотые монеты он бросил мне в лицо как мусор, и тогда я впервые понял, что так оно и есть.

На долгое время поляна погрузилась в тишину. Даже Добби не вмешивалась в разговор, проникнувшись тоскливой атмосферой вечера. Но главный вопрос оставался открытым…

— Что же тогда означают слова жреца?

На миг мне показалось, что Илур слегка ожил, скидывая скорбную маску.

— Я вновь чувствую родную кровь! Он где-то на юге, мой потомок, и он нуждается в помощи. Я должен найти его! Обязан! В этот раз я не могу опоздать…

— Мы найдем его. — уверенно проговорила я. — Мы как раз собирались на юг. Только нужно подумать о безопасности. Если ты будешь всегда парить за моей спиной в виде призрака, это наверняка привлечет внимание.

— Я смог проявиться только благодаря твоей игре и близости магических источников, так что об этом можешь не беспокоиться. — с благодарной улыбкой проговорил Илур — Время моего пребывания здесь, с вами, почти истекло, но ты всегда можешь найти меня за гранью.