Король был прав, Тимеус не смог ничего принять от короля. Но по глазам Иерана было ясно, что от этого предложения, рыцарь не может отказаться. За все годы своего правления король встретил впервые рыцаря, который смог показать себя не только со стороны верного воина. В глазах стоящего перед ним мужчины он видел глубину большого сердца, как добро и сострадание текут по венам и перекрывают доблестное сознание.

– Безмерно благодарен Вам, Ваше Величество! – Рыцарь встал с колен по велению короля и взглянул в его добродушные глаза. Отеческое тепло выражалось в его уже постаревшей серости очей. Они были не таким яркими, как в молодости, но в них горела всё такая же великая душа.

– Ступай, Тимеус! Приходи через пару дней на пир в честь успешного похода. – Рыцарь снова поклонился и вышел из большого зала, который теперь был переполнен теплыми частицами.

День оказался весьма необычным. После разговора с королем Тимеус был встревожен. Его воспитали скромным и честным человеком. Ему не хотелось, чтобы его выделяли среди остальных юношей, в которых порой было больше добродетеля, чем в самом командире. Он дал себе слово, что даже имея такие привилегии, он не воспользуется ими. Иеран был очень добр, и теперь Тимеус не смеет потревожить своего правителя.

В мелодию мечевых искр постепенно вступали звуки криков летающих птиц. Они кружили над железными головами и искали себе место, где могли бы насладиться свежим обдувающим ветром. Он постепенно начал смещать обрамленный желтый диск. Розовый океан волнами накрывал голубое небо и затягивал густой воздушной пеной. Стрекочущая песнь лилась от роя затаившихся насекомых. Темнеющая от наступающей ночи трава закрывала собой неровности еще нагретой земли и затмевала застывшие людские следы.

Алинея стояла и на мгновение остолбенела, наблюдая за горизонтом. Было ощущение, что таким образом она может простоять до глубоких сумерек и ни разу не шелохнётся, даже под дуновением прохладного ветра. Но громкий крик Нелы пробудил девушку из секундного помутнения. Алинея сначала пыталась не обращать внимание, будто боялась, что пропустит что-то важное. Но быстрые шаги мигом вернули память молодой озадаченной душе.

– Алинея, ты снова прохлаждаешься? Нам уже пора идти в дом. Скоро стемнеет, и нужно закрыть все амбары с сараями. И после я буду ждать тебя на ужине. Сегодня мы будем одни. Отец отправился в поместье графа Роула и вернется нескоро.

Девушка стояла посреди туманного двора и наблюдала, как постепенно крестьяне начали удаляться в свои продуваемые хижины. Действительно, за считанные секунды на улице наступила кромешная тьма, и только огни домашних фонарей слегка освещали окружающую территорию. Затихли далекие звуки шумной городской жизни, и на ее смену пришла глухая тишина.

После того, как прозвучал последний щелчок в замке, Алинея направилась домой, положив в карман связку серебряных ключей. Мать устало сидела за столом и задумчиво перебирала вилкой в тарелке. Медовые глаза скользили по краю деревянной поверхности, и, застыв на секунду, они взглянули на потухшую дочь.

Нела и Алинея сидели друг напротив друга и не говорили ни слова. Искрящиеся языки пламени белых свечей догорали и напускали сонливость. Безмолвие длилось до тех пор, пока на тарелках не осталось ничего кроме костей вчерашней убитой курицы.

– Алинея, слышала, Конрад скоро должен прибыть обратно в свои владения! – Издалека начала говорить Нела с взволнованным голосом, будто женщина говорила о себе, а не о дочери. – Ты же понимаешь, что это прекрасная партия для тебя, и ты ни в коем случае не должна отказываться от возможности получить от жизни большее, получить то, что пока тебе не ведомо.

Алинея не перебивала и до конца слушала слова матери. Внутри закипала злость. Темноволосая девушка старалась держаться изо всех сил, и всякий раз, когда произносилось это проклятое имя, Алинея невольно вскидывала бровь и тихо хмыкала.

– Я знаю, что ты хочешь мне сказать, так что сразу скажу, что ты без всяких обсуждений выйдешь за него! – Алинея не всегда могла видеть мать такой. Обычно, она более спокойна и сдержана в словах, но в последнее время в ней видеться заметная перемена. Кожа, как и цвет глаз потускнели, будто потеряли свою искру и утратили свои надежды вместе с мечтами.

– Мама, я задыхаюсь! Мы еще не стали законными супругами, а я уже понимаю, что моя жизнь закончена.– Впервые за все время дочь открывает душу своей матери. И эта новая черта отношений удивила не только Алинею, но и всех слуг, что подбрасывали дрова в еще тлеющий камин.

– Ты не должна такого говорить! У тебя нет ни малейшего понятия, какая жизнь жестокая и несправедливая. Не все получается так, как мы хотим, поэтому молчи и терпи. Заглушай свою боль, и все скоро пройдет. Ты будешь счастлива, моя дорогая. – Голос смягчился и приобрел совсем другую сторону. Будто женщина понимала, о чем говорит, будто она прожила сама это чувство и теперь хочет помочь дочери закрыть в клетку птицу, что рвется из груди навстречу свободе.

На черных ночных глазах проступили слезы. Они из последних сил пытались не вытекать из берегов, но не выдержали и каплями скатились по бледной скале. Алинея хотела отвернуться, чтобы зоркая Нела не увидела неподобающее проявление слабости. За окном поднялся ветер, застучали крупные капли по мутным стеклам дома. Собаки, что сидели возле ворот, радостно залаяли, будто непогода была их хозяином. Маленькие огоньки кандилябров качались в шторме то вправо, то в другую сторону. И, казалось, душевная вьюга Алинеи нашла пристанище в взбушевавшейся природе.