Шрифт:
Ни злобно, ни легко.
Ты улетел, оставив жить
Волчонка, злую девочку.
Теперь она своя в лесу –
Средь города волков.
Поёт нечасто, но зато
Уверенно и метко.
И глаз не отведёт теперь,
Когда в упор глядят.
Что было – было нелегко
И больно, и бессмертно,
Но твой далёкий окрик – Верь!
Ей подарил себя.
2002
«Нас ещё не венчали…»
***
Нас ещё не венчали,
И вряд ли когда-то случится
Этот странный обряд,
Что на царствие и небеса.
Но в тоске и печали
Моя изнурённая птица
На плече у тебя,
А крылами – прикроет глаза.
Я тебя не зову,
Я тебя не ищу,
Я лишь голос,
Обронённый далёким названием –
Град на Оке.
Но к тебе прилечу,
Потому что за счастье боролась.
Есть такое призвание –
быть воробьёнком в руке.
2002
«Так и будем с тобой бессонницей…»
***
Так и будем с тобой бессонницей
Непростого в понятьях города.
Если б знал ты, какая звонница
В моём сердце молчит от голода.
И какие печали пьяные
Поутру проступить пытаются.
Ничего, все в миру незваные,
Все пред Богом Всещедрым каются.
Так и будем ползком да волоком,
Из обиды в обиду падая.
А сегодня приснилось облако,
Непонятно чем душу радуя.
Поутру снежной солью лечимся,
Улыбаясь, прощаем вечности,
Что без толку по свету мечемся
От сиротства до человечности.
19.12.03
«Не зову. Приучил ждать…»
***
Не зову. Приучил ждать.
Только в сердце горька медь.
За столом и стакан – мать,
За столом и не грех спеть.
Спеть о том, что грешна плоть,
А душой не спасти всех.
Про меня записал Бог –
Полюбить твой седой мех.
Да щенячья моя злость
На шакалье нутро дам,
Тех, что правили пир тот,
Где тебе этот рок дан.
Да куда уж щенку знать!
Волчью горечь. Лакать, выть.
За столом и стакан – мать,
Об ушедших не голосить.
Закрутила меня жуть
Да не вить уж петель впредь.
Если волчья судьба – путь,
То не дело искать смерть.
24.12.03
«Это было со мной во сне…»
***
Это было со мной во сне,
В год иной и в другой стране.
Даже звали меня иначе,
Я другая была, тем паче.
Сивогривая шакалица
Выгрызала из сердца птицу.
И потерянная сума,
Нежеланье сходить с ума.
И петля на загривке стылом –
Зло и горестно – так же было!
Но теперь почему всё тоже
На ином берегу и ложе?
Там спасло меня только чудо,
Но теперь ничего не будет.
Предаю себя в Божью милость,
Что бы ни было, ни случилось.
Джону, псу моему
Слышишь, брат, это я тоскую
По тебе в стороне иной.
На ладони твой дых почуяв,
Тихо спрашиваю: «Живой?»
Но молчит полусумрак здешний.
Ты не вырвешься из куста.
И не кинешься бить потешно
Влажной пастью в мои уста.
2003
Ночное
Если каждую ночь, что мы были вдвоём, написать на холсте,
То окажется, мы были путники собственных тел.
Мы искали в ладонях себя. На губах в темноте
Каждый в небыль ушедший закат до конца прогорел.
На ресницах рождался рассвет, на губах тишина.
В зове плоти звучала мелодия старых дорог.
Каждый раз поутру прорастали из вещего сна.
И к началу начал подводил этот странный урок.
Мир не вечен. Однажды проснувшись, мы были слабы.
Предрассудков и домыслов злая рука развела.
Перед гордым лицом лживой суки с обличьем судьбы
Мы ушли в никуда, мы сбежали в чужие дела.
Только тело тоскует, мой горький побитый сосуд.
В нём прокисло вино: ни для пира, ни для алтаря.
Но тебя мои слабые руки по-прежнему ждут.
И ключица, струною натянута, кличет тебя.
Если каждая ночь – ожидание сонных снегов.