Шрифт:
— Шлюпка опрокинулась во время промысла. Погибло несколько человек. Это случилось три года назад.
— И с тех пор вы одна?
— Да… У меня нет родственников в Сен-Пьере.
— Почему же вы не выйдете второй раз замуж, Марта?
— Нет, на самом деле вы очень любопытны и нескромны, — улыбнулась Марта. — Ну кто задает такие вопросы? Ладно, скажу. Все мужчины в Сен-Пьере заняты. Я ведь уже вытащила свой билет. Кто виноват, что он потерял силу?
— Так и будете прозябать всю жизнь. Уезжайте отсюда скорее. Вы ведь совсем молодая!
— В общем-то да. Мне двадцать четыре. Уехать не так-то просто. А тут у меня дело. К счастью, мы сумели купить его. Жан неплохо зарабатывал одно время. Я родилась тут, в Сен-Пьере, и никуда не выезжала. Даже в Канаде не была.
— Вы такая красивая, Марта, — горячо заговорил Алек, — что можете ехать куда пожелаете, вам будут рады помочь все. Продавайте свое дело и уезжайте.
— Вы несносны, моряк. Никуда я не поеду. Здесь моя родина, и как-нибудь я тут проживу.
Зазвенел колокольчик у дверей. В магазин вошел пожилой человек в добротном теплом пальто и фетровой шляпе. Он с удивлением и, как показалось Алеку, с неудовольствием поглядел на него, но все же приподнял шляпу.
— Марта, дай мне пачку голландского, ну, который я обычно курю, — обратился он к хозяйке. — Я хочу сказать тебе два слова.
Глаза у Марты недобро блеснули. Она поднялась из-за столика, зашла за прилавок и подала посетителю табак.
— Что-нибудь еще, господин Торваль?
— Два слова. — Он покосился на Алека. — Вы простите, пожалуйста. — Торваль склонил голову, что-то зашептал Марте. Она слушала его нахмурившись.
— Нет, — наконец сказал она. — Я вам уже говорила. Нет.
— Кто это? — спросил Алек, когда за посетителем захлопнулась дверь.
— О, любопытство вас когда-нибудь погубит. Это Торваль, богатый человек, хозяин китобойного судна, на котором плавал мой Жан… Думает, что ему все можно и доступно. Пусть знает, что не все… — загадочно сказала Марта.
— Пусть. — Алек взглянул на стенные часы: — Я ухожу, Марта. Отличный кофе. Сколько я вам должен?
— Восемьдесят сантимов.
— Я приду завтра вечером снова пить ваш кофе. До свидания, Марта.
— До свидания. Я даже не спросила, как вас зовут, — сказала Марта. — Как же?
— Лонг Алек.
— Ну приходите, Лонг Алек.
Алек дождался на причале шлюпку и поехал на судно. В кубрике он быстро разделся, забрался в койку. Ему хотелось остаться одному со своими мыслями. Он закрыл глаза и увидел улыбающуюся Марту. Что-то удивительно привлекательное было в этой женщине.
5
С утра началась выгрузка. Команда осталась недовольна посещением берега. В баре «Попугай» проскучали. В десять вечера бар закрывался, Сен-Пьер замирал, граждане ложились спать. Моряки ругались: «Скорее бы уже уйти из этой деревни». Но Алек не мог дождаться, когда окажется свободным от работы. Его тянуло к Марте. Как только грузчики, закрыв трюмы, ушли с борта, он бросился в баню, наскоро помылся, переоделся и, не дожидаясь ужина, сбежал с трапа. Его заместил Олафсен и удивленно крикнул:
— Эй, Алек! Куда ты? Нашел подружку? Не забудь, тебе с полуночи на вахту.
Алек поднял руку, улыбнулся, побежал по причалу.
Марта ждала его. Он почувствовал это сразу, переступив порог магазина. Необычное для буднего дня, очень открытое платье, волосы, уложенные в высокую прическу, нитка искусственного жемчуга на шее, черные замшевые туфли на высоком французском каблуке и глаза… Самое главное сказали ее глаза: «Я ждала тебя, хочу быть красивой, понравиться тебе… Я оделась так для тебя… Ты понял это?»
Алек стряхнул снег со своей вязаной шапочки и спросил:
— Собрались на бал в волшебный замок? Вы похожи на принцессу…
— Вам нравится?
Он кивнул головой:
— Очень. Я еще никогда не видел таких красивых Женщин.
Марта усмехнулась:
— Думаете, я вам поверю? Закроем лавку, посидим вдвоем?
Она вышла из-за прилавка, закрыла дверь на задвижку.
— Сейчас уж поздно, вряд ли кто-нибудь придет. Может быть, выпьем «Мартини»?
— Нет, я не люблю спиртного. Кофе, если можно.
— Конечно. Ну а я выпью.
От изразцовой голландской печки шло тепло. Лампа, прикрытая оранжевым абажуром, бросала яркое пятно света на прилавок, а углы и столики находились в мягкой полутьме. Тикали часы на стенке, монотонно раскачивался маятник… Алек закрыл глаза и вдруг почувствовал, что он не здесь, в далеком Сен-Пьере, а в их маленькой квартире на Марининской, вместе с матерью и отцом. Он вытянул ноги и сидел так, испытывая огромное наслаждение от теплоты, уюта и тишины. Он устал от океана, вахт, шумного и сырого кубрика. А в голове приятным молоточком билась мысль: «Марта, Марта…»