Сначала появление Алека у Марты в магазине вызвало большой интерес, пересуды среди покупателей и знакомых. Они приходили посмотреть на него, некоторые задавали хозяйке двусмысленные вопросы. Одна, особенно въедливая бабенка, мадам Калис, прямо спросила:

— Ты взяла себе любовника, Марта?

Марта гордо вскинула голову, ее зеленые глаза сердито блеснули.

— Я взяла себе работника, мадам Калис. Мне трудно управляться одной, и потом я вдова, свободная женщина, а вот вы замужем, но я не спрашиваю, почему вы так часто бегаете к месье Эмилю…

Мадам изменилась в лице:

— Я пошутила, Марта. Не будем ссориться…

Скоро к Алеку привыкли, разговоры прекратились. Он никогда не появлялся в городе вместе с Мартой. И в магазине они старались держаться подальше друг от друга. Приличия были соблюдены, а для горожан этого было достаточно. Покупатели любили поболтать с Алеком, если заставали его одного, не занятым делом. Всех интересовала Россия. Что это за страна? Где? Об этом сен-пьеровцы имели самые смутные понятия. Алек охотно рассказывал. У него завязались добрые отношения с некоторыми жителями городка. Он стал своим. Только господин Торваль перестал посещать магазин и сухо отвечал на приветствия, когда они встречались в городе. В общем, все стало на свои места.

Он был доволен жизнью. Вставал рано, делал свою работу, вечерами пытался читать французские книги и журналы, но усталость брала свое, и он быстро засыпал.

Алек любил Марту. Любил по-настоящему. Она приносила ему радость. Нежная, неназойливая, всегда веселая, она вливала живую струю в монотонную, зимнюю жизнь. Она была в постоянном движении, что-нибудь делала, пела и радовалась тому, что существует. Ее никогда не оставляло хорошее настроение, улыбка не сходила с ее губ. Наверное, его присутствие делало ее счастливой.

— Вставай, Алек, вставай! — тормошила она его по утрам. — Смотри, какая чудесная сегодня погода. Солнце светит!

Иногда по вечерам они играли в скат. Марта любила выигрывать, и Алек постоянно поддавался, чем приводил ее в восторг.

Но чем дольше продолжалась эта идиллическая жизнь, тем тоскливее становилось Донг Алеку. Он знал, что, пожелай он, и Марта выйдет за него замуж, он станет хозяином магазина, дома и навсегда останется в маленьком Сен-Пьере, затянутый в болото мещанской жизни. От таких мыслей ему становилось страшно. Все его существо восставало против такой судьбы. Он жаждал действия.

Алек не забыл ничего. Оставаясь наедине с собой, он с горечью вспоминал бурные дни в Риге и завидовал тем, кто смог остаться в России. Он тосковал по своим товарищам, спокойному Кирзнеру, хитроватому Новикову, по всем, с кем столкнула его революция. Он презирал себя за спокойное прозябание, хотя понимал, что это лучшее, на что он мог рассчитывать, попав в такое положение.

Чем ближе подходила весна, тем сильнее Алека охватывало беспокойство. Он часто приходил на волнолом, глядел на покрытую льдом бухту, на далекий горизонт, прислушивался к ветру и понуро возвращался домой. После таких прогулок он не смотрел Марте в глаза. Она замечала это, но ничего не спрашивала. Она все понимала.

Наконец наступил день, когда Алек решил сказать ей о том, что мучило его, не давало спокойно жить. Во время обеда он отложил ложку и, виновато взглянув на Марту, тихо проговорил:

— Я, наверное, скоро уплыву. Ну, ты знаешь, о чем я говорю…

— Я знаю, Алек. Ведь ты моряк, вольная птица, — спокойно и грустно сказала Марта. — Я давно знала, что так будет, и готовила себя к этой минуте.

— Ты не сердись. Я очень люблю тебя. Но…

— Я не сержусь. Мне было хорошо с тобой, милый. Но счастье не бывает вечным. Я боялась сегодняшнего дня. — В ее глазах сверкнули слезы. — Не обращай на меня внимания. Мне хотелось, чтобы ты остался со мной навсегда, но я понимаю, что это невозможно. Ты человек другого мира.

— Спасибо тебе, Марта, за все. Я никогда не забуду тебя. Может быть, у меня в жизни больше никогда не будет таких счастливых месяцев… — Он взял маленькую, загрубевшую от работы руку и поцеловал.

Больше об уходе Алека не говорили до тех пор, пока в порт не пришел первый в этом сезоне пароход. Это был английский угольщик из Кардифа. Он привез в Сен-Пьер полный груз угля.

Судно было грязное, на всем толстым слоем лежала угольная пыль, но Алек с наслаждением вдыхал запах угля, горячего машинного масла, свежей олифы. Корабельные запахи… Он стосковался по судну.

Алек остановил боцмана и спросил у него, нет ли свободной вакансии матроса.

— А ты что, наняться хочешь? — удивленно прищурил глаза боцман, высоченный рыжебородый шотландец. — Места у нас нет. Команда полная.

— Жаль, — невесело сказал Алек. — Мне надо в Европу. А может быть, я смогу дойти до Англии как пассажир? Буду работать за харч.

— Поговори со старпомом.

— А он ничего?

— Ничего. Хороший человек.

Алек разыскал старпома, предложил ему свои услуги. Иметь на борту лишнего матроса в течение трех недель было слишком заманчиво, старпом подергал себя за подбородок и сказал: