— Ладно, — сказала в эту минуту близняшка на заборе, — позови меня, если снова пойдешь к мертвякам.

— Тебе мертвяки нужны? Подними любого на кладбище, — думая о своем, рассеянно откликнулся Джеймс.

— Что, правда? — восторженно переспросила близняшка, и ее глаза загорелись.

Холли не особо жаловал портреты, он считал себя пейзажистом, но некоторые люди так и просились на холст. Например, Фрэнк с его мрачной фактурой или удивительно разные и одинаковые близняшки. Но сейчас, глядя на Тэссу, он впервые подумал, что хотел бы нарисовать ее — такую, какой она выглядела сейчас.

Не замкнутую и равнодушную, а живую, серьезную, встревоженную. Наверное, осенило Холли, именно поэтому он так любил рисовать, глядя на то, как они с Фрэнком занимаются сексом, потому что это были редкие моменты обнаженности не телесной, а духовной. Только в такие мгновения с Тэссы сползали все ее инквизиторские фильтры и проступала страстная, искренняя натура. И вот впервые она стала живым человеком из-за Холли. Для Холли.

И от этого чуть-чуть кружилась голова и торопилось сердце.

— Что происходит со мной? — спросил он, и вроде как они говорили о том, как изменились его картины, но он спрашивал и о том, почему участился пульс тоже.

— Не знаю, — ответила она мягко. — Может, все дело в Нью-Ньюлине? Это место меняет тебя.

— Значит, мне нужно уехать? Спастись бегством?

— Может, — согласилась она и невесомо коснулась кончиками пальцев его волос — так, словно он был бабочкой, с которой страшно было стереть пыльцу. — А что, если эти перемены необратимы? Что ты будешь делать тогда?

— Тогда ты должна быть рядом, чтобы вовремя меня остановить. Ты ведь все еще немного инквизитор, Тэсса. И ты единственная, кто видит мои картины по-настоящему. Вдруг я снова нарисую что-то по-настоящему разрушительное? Такое, что может вызвать много бед?

— Тогда мне придется тебя убить, — ответила она легко, но это была шутка. По крайней мере Холли очень на это надеялся. — Милый, я знаю, что это больно, но эту картину надо уничтожить.

— Мою картину, — простонал он, но сострадательные интонации в ее голосе — это было нечто новенькое. Настолько необычное, что казалось куда более ценным, чем картина, о которой они говорили. Новые грани Тэссы Тарлтон, до этой поры неведомые.

Всегда ли люди были столь же непостижимыми, как лучи солнца на изумрудных холмах или хрусталь ручейка среди горных ущелий?

Почему Холли прежде думал, что истинная красота заключена только в природных явлениях, но не в таких невнятных субстанциях, как человеческие души?

Он часто улавливал чужие эмоции и считал, что неплохо разбирается в чувствах, но можно ли было действительно разбираться в этом, оставаясь в стороне и снаружи?

И только здесь, в этом доме, жили люди, которым хотелось забраться под кожу.

Оказаться внутри.

— Холли, — в голосе Тэссы проступили властные нотки, и он немедленно расстроился. Тэсса сострадательная, с которой он познакомился только сегодня, понравилась ему куда больше. — Это не то, о чем мы будем спорить. Ты просто отдашь мне картину.

Сейчас, когда она снова включила эти начальственные замашки, ей больше не хотелось отдать все на свете.

— Перестань, — рассердился Холли, — не говори со мной так. Продолжай гладить волосы и проси ласково, тогда, может, мы и договоримся.

В ее глазах промелькнуло веселье.

— Мы в любом случае договоримся, — сказала она удовлетворенно.

Ну разумеется.

Кто бы посмел ей перечить, особенно когда она усиливала давление. Холли видел такое несколько раз и каждый раз ненавидел это.

Тэсса еще раз взглянула на него с сочувствием, растрепала волосы, чмокнула в лоб, как послушного мальчика, и выпрямилась, выпуская из заточения своей близости.

И Холли остро пожалел, что мимолетное очарование момента закончилось.

— Ну может, мы просто спрячем картину на чердаке или в подвале? — принялся торговаться он. — Там, где никто не увидит? Создадим свою комнату ужасных и прекрасных произведений искусства?

— Которые рано или поздно вырвутся на свободу. Холли, ты можешь пойти погулять, я сама все сделаю.

— Ни за что, — он трагично погладил холст, — я должен увидеть, как мое творение корчится в огне! Это добавит экспрессии в мои будущие работы. Моя прекрасная картина сгорит не напрасно, она станет источником моего будущего вдохновения. Как мать, вскармливающая детей собственной плотью…