Когда мы позвали Марию ужинать, она злобно заявила, что скорее она умрет с голоду, чем прикоснется к подаянию, которое носит эта «черная сатана».

Но мать охотно принимала эту помощь от человека, которого даже не знала лично, который ни разу не переступал нашего порога, хотя и был нашим ближайшим соседом.

О его бедности мы знали лишь по рассказам Маро, которая часто бегала к нам. Ее отец почти каждый вечер присылал нам еду из того, что у него бывало. Но никто из наших соседей не знал об этом, так как он это делал тайно.

Отца Маро звали Аво. Его настоящего имени я не знал. Это был настоящий богатырь. Он занимался охотой. В нашем городе он появился несколько лет тому назад в холодный зимний день, совершенно одинокий, как беглец. Затем постепенно собралась и его семья. Она была невелика. Она состояла из самого охотника, его дочери Маро, слуги по имени Мхэ, женщины по имени Хатун, которая занималась его хозяйством и какого-то парня по имени Асо. Кем были эти люди и откуда явились — никто не знал. Но про охотника в нашем городе рассказывали удивительные истории. Говорили, будто он приехал из Восточной Армении, где он был очень знатным человеком. Рассказывали будто он много воевал с курдами и что им убито столько курдов, сколько у него волос на голове. Трудно было судить насколько правдивы были эти рассказы. Мы наверное знали только то, что охотник Аво необыкновенно добрый и отзывчивый человек, что он лучший из наших соседей. Но многие его почему-то ненавидели и сторонились от него, как от страшного злодея. И то правда, что Аво благодаря своему молчаливому меланхоличному и замкнутому характеру для многих оставался неразгаданной загадкой.

У него на лбу был глубокий шрам, который грубым чертам его лица, похожего на лицо разбойника, придавал какое-то особенное выражение и внушал невольный страх и подозрение.

Но он был очень добр. Я, Мария и Магдалина нисколько не боялись его. Мы часто бегали к нему, и он сажал нас на колени, качал и рассказывал смешные сказки о «паршивой козе» или о «куцой крысе». Маро очень не нравилось, что ее отец Марию любит и ласкает также, как и меня и ее любимицу Магдалину.

— Ведь она тоже твоя сестрица, — уговаривал ее отец и учил не быть злюкой.

Он без конца нас баловал. Иногда он дарил нам живых птиц, к ножке которых мы привязывали нитки и целый день мучали, играя с ними.

Однажды охотник сказал мне:

— Фархат, ты мучаешь птичек, я тебе их больше не буду давать, если ты будешь с ними так обращаться.

Я, по обыкновению, за словом в карман не полез и прямо выпалил:

— Я их не убиваю, а ты убиваешь, а еще говоришь.

— Лучше, убивать, чем мучить, — ответил он.

Каждый раз, когда в нашем квартале распространялся слух, что в западню Аво попал зверь, весь квартал шел смотреть его.

Западню свою он устраивал в окрестностях города, неподалеку от нашего дома. Западня эта представляла из себя искусно вырытую круглую яму глубиной в двадцать аршин и шириной аршин в пять. В самой середине ямы, возвышался столб невырытой земли. На него каждую ночь охотник клал кусок падали, а все пустое пространство ямы прикрывал камышами, которые еле держались над ямой. Звери шли на запах падали и, не дойдя до нее, проваливались в глубокую яму.

Утром рано появлялся охотник в сопровождении Мхэ. Толпа с любопытством и нетерпением ждала, чтоб посмотреть, как выведут пойманного зверя, который злобно рычал в яме и, наводя ужас, бился, тщетно пытаясь выбраться из западни и убежать.

Мхэ, с огромным железным шестом в одной руке и с «калапчой» в другой, спускался в яму. Толпа с замиранием смотрела на отважного молодца. Был ли в яме медведь, волк, тигр, барс или трусливая лиса — для Мхэ было безразлично, он на всех зверей глядел как на баранов.

В яме начинался яростный бой между зверем и Мхэ. Мы ничего не видели, только слышали гневное рычание зверя, звук цепей и тяжелых ударов железной палки Мхэ.

Одолев зверя и надев на него «калапчэ», Мхэ становился необыкновенно ласковым и обращался с нежной речью:

— Успокойся, миленький, я тебя долго не буду держать тут. — И правда, через несколько минут он вылезал из ямы таща за собой зверя, закованного в железный намордник и уже совершенно безопасного. Но иногда Мхэ выходил из ямы с окровавленным, израненным лицом или телом. Но никогда не было случая, чтоб он не сумел надеть на зверя намордник. Я еще до сих пор помню с какой беспечностью и спокойствием вытирал этот железный человек свое окровавленное лицо. Точно не кровь вытирал он, а пот.

Мхэ помогал Аво в его охоте больше, чем все его собаки. В охотничьих делах он был чрезвычайно искусен и сметлив. Он до того тонко изучил характер и привычки зверей, что достаточно было ему увидеть на снегу след, чтоб точно определить, какой именно зверь оставил этот след и где его нужно искать.

Аво ничем другим не занимался. Он жил охотой.

Магометанская религия запрещает употребление шкуры пушных зверей, поэтому турки, персы и курды охотой не занимались и поприще всецело было предоставлено Аво. Его дом представлял из себя настоящий зверинец. Каждый раз, приходя к нему, я заставал его или за кормлением зверенышей, или за сушкой шкур. Купцы из армян и евреев покупали у него эти шкуры и вывозили в далекие страны.

Маро настолько привыкла к зверям, что их совсем не боялась. Однажды она показала мне страшного тигра и сказала: