Открыли. Миша, которого мы держали за ноги, вдруг обмяк и перестал двигаться. У него расслабились ноги и руки, я закричала. Врач со скорой успокоила меня, объяснив, что это на него подействовало лекарство, мне ничего не оставалось, я должна была поверить в это. Его повезли в приемный кабинет, меня остановили в коридоре, спросив:

– Год рождения?

–Две тысячи первого года, – назвала я им.

– Женщина, вы уверены? – крикнула врач в белом халате с крашеными белыми волосами. – Ему четырнадцать лет?

– Нет, ему семь, – я сползла на пол по стене.

Водитель скорой помог мне встать и посадил на кушетку у приемного кабинета, где делали снимки, ставили капельницу. Началось движение в пределах этого участка больницы, напоминающее муравейник – в одну дверь входили и выходили разные специалисты. Сначала я их пыталась разглядывать, но в памяти ни один не запечатлелся. Запомнились стены своей серостью и непонятностью. На потолке мигала лампа, то ли она была не совсем исправна, то ли подмигивала мне, пытаясь успокоить и рассказать, что все будет хорошо. Перед глазами периодически все плыло, но холодная стена приводила в чувство. Сколько прошло времени, я не помню.

Медсестра и два врача вышли из кабинета, вывезли сына укрытого простынею. Я встала и хотела идти за ними, но меня остановили для подписи документов. Объяснили, что в реанимацию меня не пустят, а документы придется подождать здесь.

Кто-то добрый в этот жаркий день дали мне воды, и я ждала на кушетке старшего сына с документами. Позвонил настоятель храма. Передать весь разговор я не могу, я в тот период совсем не помню, что и как происходило. Наверное он успокаивал и поддерживал, а потом сказал, что с детской областной больницы готов выехать реанимобиль и забрать Мишу. Поблагодарив за помощь и молитву, я осталась опять одна со своим горем.

Через какое-то время мне разрешили подняться к реанимации, где я и провела часы ожидания, а это не много и не мало семь часов. Там я винила себя, что разрешила пойти к соседу, но ведь раньше он прекрасно переходил дорогу, мы ведь не жили в городе, в селе и движение меньше и машины не так быстро едут, как по трассе. Единственное, что за это время, мне вышли и сказал, что проверили внутренности, разрывов, нет, пострадала только голова, череп проломлен с правой стороны. Я спросила о переводе его в областную больницу, но были возражения, что такую дорогу он не перенесет. Его ввели в искусственную кому.

К тому времени возле меня уже сидел муж, он передал автобус и как только смог приехал в больницу. Батюшка отпустил дочь с работы, и они вместе со старшим сыном привезли сумку с документами, молитвословом, две иконки и кучу таблеток.

Павел остался дома с бабушкой, чтобы никто ей ничего не сказал, пока не выяснится всё, да и покормить животных тоже надо, приближался вечер.

Перед тем как приехал виновник ДТП и представитель полиции я плакала и спрашивала-спрашивала:

– Его-то за что? Господи за что? Зачем это все с ним? Господи, прости!

Дочь всем раздала таблетки, заставила запить. Она выпила уже дома, как только узнала о происшествии и выглядела спокойно. Но маму не обманешь, я видела, как у нее дергалось веко и как она мерила шагами небольшой коридор перед реанимацией.

Муж просил меня немного подремать, но я спать не могла, мне не хотелось спать. Я только хотела выяснить, когда повезут моего сына в областную больницу? Каждого врача я встречала вскакивая и спрашивая.

– Как мой сын?

– Тяжелый, но стабильный.

Отвечали мне, как попугаи и никто не говорил о переезде. Ко мне подсела сотрудница полиции и пыталась взять показания. Под действием таблеток я перестала плакать и все вокруг плыло. Оказалось, она пришла с водителем, он стоял у окна, а я его даже не разглядела, вот и сейчас не помню. Знаю, только, что он намного старше меня, имеет внуков такого же возраста как мой сын.

– Вы видели само ДТП?

– Нет, я вышла на улицу, когда сын лежал на дороге, – разглядывая свои почти белые руки, сказала я.

– Водитель пытался скрыться с места ДТП? – последовал новый вопрос.

– Нет, они остановились, – смутно вспоминая светлую волгу на другой стороне дороги.

– Но по словам вашего сына Павла, он их остановил, – утверждала полицейская.

– Может все вопросы в следующий раз, – стал заступаться муж, глядя на мой совсем потерянный взгляд и смятый в моих руках мокрый носовой платок.

– Еще пару вопросов и я уйду. Мне нужно ваше заявление на начало следствия по делу ДТП, в котором пострадал ваш сын, – она показала на листы, лежащие у нее на коленях.