— … поэтому тебе однозначно следует продолжать писать, — закончила Юри, — потенциал есть. Развивай его, ищи свою манеру и… — тут она снова стала прежней робкой собой, — обращайся ко мне, если ч-что. Буду рада п-помочь.

— Спасибо, Юри, — кивнул я, — постараюсь тебя сильно не доставать. Ты уж извини, критик из меня тот еще, но мне очень нравится, как ты со словами работаешь. Невероятно образная штука получилась. Я прямо представил себе этот фонарь, как он стоит во тьме. Что-то чисто диккенсовское. Или из Эдгара По.

Видимо, названные мной имена ей знакомы, потому что глаза Юри засверкали как этот самый фонарь.

— Ты прав, д-да! В-верная ассоциация.

— В общем, сбивчиво наговорил, конечно, но вышло здорово, — заверил я.

Она убрала прядь волос со лба и сжала мою ладонь.

— Спасибо, Гару. Ты очень добр.

«Потому что в душе бобр» — всплыла в голове строчка из мемного стишка, когда-то ходившего по рунету.

— Ну что, пойду тогда, — покосился я на Нацуки, ожидавшую следующую жертву, — пожелай мне удачи в бою.

— Что? — не поняла Юри.

— Да проехали, — отмахнулся я и встал из-за парты.

С Нацуки обмен не заладился с самого начала. Это не очень удивило, но тем не менее. Протянул ей листок, но взамен ничего не получил. Изучала Нацуки мое творение секунд десять, после чего всучила обратно.

— Гару, если тебе наплевать на клуб и ты ходишь сюда клювом пощелкать и кексов пожрать, то лучше сразу домой вали. Просто невозможно читать.

— Обидно, конечно, — признался я, — моя первая работа все-таки.

— И чё? — подбоченилась она, — предупреждала ведь, чтоб никаких поблажек не просил. Написал чушь кривую-косую и сидит ждет чего-то.

— Как будто тебе за твой первый стих Нобелевку по литературе дали, — огрызнулся я.

— Могли бы и дать! — парировала Нацуки.

— Всем давать — развалится кровать, дорогая моя. Теперь почитаем, что ты там сочинила.

Ее стишок про зверей, которые что-то там могут, я хорошо помнил. Он всегда мне нравился. Простенький, но с твистом в концовке. Пробежал я его глазами тоже секунд за десять и вернул хозяйке.

— Ну давай, — пихнула она меня локтем, — теперь ты мой стих обосри. Тебе же хочется. По глазам вижу.

— Ага, — вскричал я, — то есть ты признаешь, что специально меня пропесочила, так?

— Нет!

— Цундере ответ, — заявил я.

Нацуки ткнула меня пальцем в грудь. Весьма ощутимо, надо сказать.

— Мечтай, Гару. Если думаешь, что я тебе когда-нибудь покажу свою «дере» сторону, тебя ждет бооооольшое разочарование, — злорадно улыбнулась коротышка, — а теперь давай, отыграйся на моем стихотворении. Отомсти.

— Нет, — ответил я, — я буду ВЫШЕ этого, Нацуки.

Она взвыла сиреной так, что Саёри, Юри и даже Моника вздрогнули. И тут же попыталась пнуть меня под коленку. Я вовремя отскочил и только так сохранил ногу целой.

— Я даже скажу, что у тебя хороший стих, — добавил, отойдя на безопасное расстояние, — классно с рифмы съехала в конце. И посыл мощный. Мне кажется, нужно много скилла иметь, чтоб емко передавать важные мысли. И у тебя он есть. Молодец.

Нацуки сразу как-то сникла. Зыркнула на меня недоверчиво из-под бровей.

— Спасибо. Ты… тоже не совсем безнадежный, если уж по чесноку. Делай как я скажу и научишься. Не на моем уровне, конечно, до него вообще никому не добраться, — не упустила она случая себя похвалить, — но будешь хорош.

— Ловлю тебя на слове, — ответил я, возвращая ей «зверей».

Половина есть. Осталось двое.

Саёри долго копошилась в сумке, выискивая бумажку со стихотворением. Я терпеливо ждал, но уже через пару минут плюнул и принялся помогать. Совместными усилиями мы все же эту бумажку отыскали. Я расправил ее, счистил налипшую конфетку и принялся читать.

Светлая вроде бы штука, но послевкусие все равно гнетущее, тяжкое. Пожалуй, даже если б я не играл в ДДЛК раньше, все равно почувствовал бы — не так что-то с автором. Слишком уж явная печаль. Но говорить об этом нельзя — только подозрения вызову. Прицеплюсь-ка к последней строчке.

— Дай угадаю, — предположил я, — написала сегодня утром?

— Вот и нет! — возразила Саёри, — не написала, а ДОПИСАЛА.

— Ну, это, конечно, меняет дело, — развел я руками, — получилось очень… твое стихотворение, Саёри.