— А разве такое возможно?

— Есть шансы, не та еще власть у Ивана. Остались земли, что отличие сильное имеют — народец в них иной по складу своему живет. Учти, слово «русский» еще не в ходу, и притязания Москвы на главенство ее порядков многими воспринимается крайне неодобрительно. Есть шансы, есть, пусть и небольшие. Но «попади» мы сюда лет десять тому назад, и совсем иная сложилась ситуация. Хотя, возможно, перебили бы нас за такие идеи.

— Убить и сейчас могут, причем с утра пораньше. Но раз такие дела пошли, то уже не игры, это наш вполне реальный шанс на вторую жизнь. Думаю, мужики с этим согласятся, и полностью поддержат…

— Нет никаких мужиков, забудьте это слово, оно оскорбительно по своей природе — как говорили раньше — «мужик в лаптях навоз топчет». Обращаться друг к другу стоит на людях исключительно по имени-отчеству, или как «бояре», либо житьи мужи, это сразу подчеркивает привилегированный статус, которому в здешнем обществе придается большое значение. Ведь не зря говорили, что настоящий мужчина состоит из «мужа» и «чина». Что мы все «служилые», это местные уже поняли, и поверь, они положению человека в обществе придают большое значение. Ты в лаптях кого-то видел тут?

— Да нет, обувка вроде ладная, у все оружных сапоги, — после паузы отозвался «Сотник». — Надо же — обувь то статусная и у нас, крутая.

— Еще бы — то, что на нас надето, и чем мы вооружены, да сама речь наша — все те из нас, что «десятилетку» закончили, по нынешним временам образование имеют выше местного университетского. Потому сейчас нужно ни приспосабливаться по манерам, а «инакость» выделять, то, что мы чужие в этом мире, любой местный в пару минут просечет. Так что не «торговец», а «коммерсант», не «жрать», а «ланч». Да и «сквайрами» нам побыть не помешает, по-английски со школы многие слова знаем. И для роли подойдут, и местные этот сленг не понимают. Посольство брать будем. Иес, иес, герл!

— Яволь, экселенц, — «Сотник» продемонстрировал знакомство с немецкой речью, и выругался. — Грюншайзехунд! Ферфлюхте!

— Так что нужно всем эту нехитрую идею до ума довести — поверь, то будет к лучшему. Благодарить потом будете.

— Мерси, мон шер ами, пуркуа па?

— Нихт ферштейн, — усмехнулся Андрей Владимирович, видя, что вечно серьезный «Сотник» стал дурачится. И выдал тому такое, что у того лицо просто вытянулось от удивления:

— Легенду подкорректируем. Маловат для тебя чин сотника, граф, теперь ты коннетабль, то есть главнокомандующий армией моего маленького княжества, которое захватили злые османы-магометане. А я князь, беглец изгнанный — таких здесь много, их «изгоями» принято именовать. Вспомни князя Боброк-Волынца, что на Куликовом Поле засадным полком командовал — его ведь ляхи изгнали с Волыни, а он к московскому князю Дмитрию, будущему Донскому перебрался, и тот его даже на своей сестре женил. Как видишь, статус отнюдь не зазорный, тут себя «подать» нужно правильно, в нужное время, и когда в тебе нужда.

— А мы все, как понимаю, твоя дружина верная, так сказать. Из лучших «мужей» и «детей боярских» собранная лейб-гвардия, если на местный манер именовать. Охренеть! Однако один вопрос, князь — а не многовато ли новоиспеченных дворян будет?

— В самый раз — ты ведь роман «Квентин Дорвард» читал?

— Ага, в детстве, — кивнул «Сотник», — там в его шотландских стрелках дворянин на дворянине, с семью поколениями славных предков. Родовой замок подлые англичане взяли и разорили. И бумаги сгорели в пламени.

— Вот пока и молчите о своем «славном происхождении», делайте загадочный вид, говорите непонятное, типа, что связаны рыцарским обетом молчания. Потом каждому его «легенду» откорректирую, даже напишу на листке, чтобы запомнили накрепко. Да и «общую» сообразим, бои-сражения, земли наши и супостатов выдумаем, чтобы показания у всех сходились.

— Так будет лучше — легче в памяти отложится. Коннетабль — круто, гасконец о его золотой шпаге мечтал, но стал лишь маршалом.

— Будет тебе карьера, обещаю, и княжество у нас будет — мы его просто «отожмем», как бизнес в наше время. Знания у нас есть, что произойдет в будущем времени, знаем, так что возможности появятся. И главное — оружие есть соответствующее, оно веский довод.

— Ты в меня оптимизм вселил, как Остап Бендер в одноглазого шахматиста при организации турнира в Нью-Васюках. Ладно, пойду спать — в палатке место есть. Я твоим «спальником» воспользуюсь, чтобы в шкуры не закутываться — там блохи скачут. К чему тебе завшивевший воевода?

— Иди, спи, коннетабль. Как говорят в народе — утро вечера мудренее. А у тебя лишь четыре часа для сна осталось, рассвет скоро. А мы тут патроны снаряжать будем, благо бумажных «стаканчиков» про запас много взяли, — Андрей Владимирович вздохнул. На каждом фестивале всегда находились желающие заплатить (и спонсировать реконструкторов), чтобы собственными руками снарядить патрон и отлить в пулелейке свинцовый «кругляш». А там сделать выстрел и долго радоваться «приобщению».

— Полные лядунки нужны, князь, мало ли что…

Почти пять веков имели хождение на русских землях «чешуйки» — самая ходовая монета, «деньга», заимствованная от Орды…

Почти пять веков имели хождение на русских землях «чешуйки» — самая ходовая монета, «деньга», заимствованная от Орды.

— Сон — лучший лекарь, девочка. Дали таблеточку, вот боярин и спит, и не просто так — заживление раны одновременно идет. Первые три дня больного беспокоить не нужно, да только нет у нас сейчас такой возможности — до Твери ехать нужно. Ничего — сена много подложили, и тряска не так ощутима будет. Жаль, рессор у нашей повозки нет, а то бы ехали с комфортом.