Шрифт:
– К пяти вечера ты протрезвеешь?
– Да, – ответил Володя.
– Тогда и поговорим, – подытожил Хус и они ушли.
Володя подсел ко мне.
– Я подошёл к Альбе. Сказал, что только из уважения к тебе прошу у него прощения, что был неправ.
– И что он ответил?
– Ничего. Промолчал.
– Понятно. Значит, он не принял твои извинения.
Я пошёл по больнице, хотел послушать мнение мужиков по этому поводу. И когда вернулся в палату, след Володи простыл. Он подмотал вещи и уехал.
Вечером, прознав о бегстве, все негодовали по-разному. Альба сказал, что найдёт обидчика и помочится на него.
– Я знаю, где его искать, – кривил он лицо от злобы. – Поймаю!..
На этом всё и улеглось.
7
Между тем вместо сбежавшего Володи поселился Кала – Калабаев Абу. А до него неделю пролежал разлагающийся от цирроза печени тяжелобольной. Трупный запах наполнял палату, и я не ночевал в больнице. Потом родные забрали его умирать домой. Я был сильно озадачен новым, внезапным сопалатником и вспоминал Володю крепко… Тяжелобольной жалобно смотрел, ища сочувствия и помощи, лишь на мать покрикивал, которая присутствовала, как сиделка. Она приноровилась засыпать на моей койке, и была за это благодарна.
В эти же дни на место выписанного на амбулаторное лечение Бориса положили деда по имени Виктор. Короче говоря, состав палаты поменялся: дед, Кала и я.
Деду было пятьдесят девять лет. Он был из-под города Прохладного.
– Моя хозяйка померла, – говорил он. – И я захирел.
– Крепись, дед, – подбадривал я его. – Мы тебя ещё женим. Какие твои годы?
На что Виктор вздыхал и продолжал сидеть, сгорбатившись, как юродивый с картины Сурикова «Боярыня Морозова». Он был русским мужичком, и только крючковатый нос выдавал в нём примесь кумыкской крови.
Тогда я рассказал ему такую историю…
Идёт этап, гонят с «Матросской тишины». Пункт назначения неизвестен, конвой молчит. Везут на Павелецкий вокзал.
– Курд, на юга повезут. Как думаешь, куда попадём? – спросил я, хотя, сам понимаю – кто может это знать?
– В Сочи не повезут, не переживай, – отвечает Курд, посмеиваясь.
Разгрузили, построили по парам, сковали наручниками, приказали:
– Сидеть! Голову не поднимать!
Сидим на промасленных шпалах на корточках между составами. Вокруг конвоиры в бронежилетах с автоматами, с собакой. Восточно-европейская овчарка, злая, пена изо рта течёт, порвала бы, попадись ей.
Кинолог дёргает за поводок. – Фу, фу!.. – Собака тут же замолкает, начинает вилять хвостом, смотрит на хозяина, прижав уши, успокаивается, садится и дышит, вывалив язык из пасти. Малейшая провокация, вскакивает и начинает рвать воздух в клочья.
– Так, внимание! – кричит начальник конвоя.
Подводят к строю, сидящему на корточках, двух малолеток, девочек. Девчат не сажают.
– Пусть стоят, хуй с ними, – распоряжается начальник конвоя.
Собака полаяла, позлилась, успокоилась. Пересчёт.
– Так, все?
– Шестнадцать и две. Восемнадцать.
– Все, – подвёл итог главный конвоир, о чём-то подумал, что-то припомнил. – Та-ак, встали! По моей команде… Пошли!
Строй пошёл. Шли колонной меж путей к столыпинскому вагону. Скованные наручниками парами. Несколько раз останавливались из-за немощных – хоть штаны подтянуть. Одной рукой пристёгнут к паре, в другой баул, не перехватить; тянешь его, ногой помогая, штаны на высохшем теле сползают. Сзади девочки малолетки, неудобно. Курд причитает:
– Не дергай, бичё… И так ели иду.
Конвоиры заорали.
– Давай быстрей! Шевелись! Что там?!
– Да тут старенький… – объясняет конец колонны в голову.
– Ладно, минута передых.
Собака кидается на бедолагу, если бы не поводок разорвала бы, бестия.
«Что же ты злая такая? – думаю. – Пристрастие или работа? По команде – монстр клыкастый или пёсик пушистый».
Чем профессиональнее кинолог, тем послушнее собака. Если конвой спокоен, зэк неопасный, собака просто присутствует, а если конвой нервничает, собака превращается в монстра, рвёт и мечет.
Добрались, передают конвою столыпинского вагона. Перегрузили, процедура прошла. Девчат в тройник, нас, всех шестнадцать, в одно купе.
Меня предпоследним заводили, Курд за мной.
Вижу, ступить некуда, битком… на полу баулы, ногу не поставить.
Принимающий орёт:
– Заходи! Заходи скорее!
– Куда, начальник? Не видишь, ногу некуда поставить? Мужики, раскидайте баулы.
Вдруг удар по затылку. Падаю внутрь. На меня падает Курд. Решка (решётка) закрывается под громкий мат.