Темно. Не заметил, как наступила ночь. Огонь от близкого костра играет на стенках чума. Тел Чингэ и Эрохота рядом нет. Зато слышу близкие голоса Юнгожа и Камнача. Они замолкают, и передо мной появляется старый шаман. Протягивает мне чашку чего-то травяного. Не чувствуя ожога, выливаю кипяток в горло.

— Где? — не узнаю свой голос, глухой и хриплый.

— Вместе со всеми, — понимает меня старик с полуслова. Киваю и, поднявшись, на ватных ногах иду к костру. Поселок, в котором я провел почти пять лет, стал для меня абсолютно чужим. Камнач протягивает мне кусок мяса. Вгрызаюсь в него зубами. Почему-то невероятно сильно хочется есть. Буквально уничтожаю мясо и густой наваристый бульон с корнем рогоза и черемшой. Встаю и иду к своим. Старики потрудились, пока я пребывал за гранью. Натаскали валежника и сложили его посредине поселка, сверху накидали кедровый лапник. Хорошее погребальное ложе для односельчан. Они лежат здесь, будто обнявшись. Чингэ, Эрохот, Анчикэ, Сохол, Кыта, Сепак, все! На них напали рано утром или поздно вечером. Люди еще не легли спать, или только встали. Все добытчики еще были в поселке, не разбредясь по промыслам.

В темноте разбираю чумы и из шестов делаю подобие шалаша над погибшими. Сверху накидываю и накидываю еще валежник. Нас трое, а мертвых много, поэтому только огненное погребение. Хорошо. Дым — самый быстрый путь в Верхний мир. Ко мне присоединяется Камнач. Спустя время подходит Юнгож с бубном учителя. Он сильный шаман, он совладает с чужими духами. Только не сегодня. Плавно, чтобы не оскорбить, останавливаю его первый удар:

— Сам.

Юнгож вглядывается в мои глаза и, что-то заметив в них, понятное только ему, передает бубен и надевает на голову «сомпыл укы» — шаманскую шапку, похожую на корону с оленьими рогами. Камнач бросает на валежник горящую головню и, не моргая, сморит, как начинает разгораться огонь.

— Пойдем, — бросает ему шаман, утягивая за руку от погребального костра, — Сегодня нам здесь не место, — и они, захватив с собой остатки пищи, уходят вверх по реке, туда, где у Эрохота когда-то стояла пасека. Хорошее место переждать эту ночь.

«Буммм!» — тихонько гудит бубен, ударившись о мое бедро. Я стою, наклонив голову, вглядываюсь в игры теней на земле. Мне не нужны отвары, чтобы войти в транс, я и так могу это сделать. «Бум-бум-бум» — бубен ворчит все громче и громче. Поднимаю голову. Они тут, они ждут. Сейчас. Еще чуть-чуть. «Бум-бум-бум-бум» — ворчание переходит в гулкий рокот, ноги сами несут меня вокруг костра. За мной следом, повторяя мои движения тянутся духи односельчан. «Бум-бум-бум-бум-бум» — мы кружимся все быстрей и быстрей. Закручивая вихрь вокруг костра, отчего огонь взлетает в звездное июньское небо. Я летаю вокруг пламени, поднимаясь все выше и выше к Полярной звезде, туда, где на пике Мировой горы начинается путь в Верхние миры. Я чувствую, как духи, обгоняя меня, устремляются туда, вверх, я лечу вместе с ними. Пока рядом не остается один. Вернее одна.

— Стой! Тебе туда еще нельзя, — слышу ее тихий шепот, и мою шею ласкает нежный ветерок. Именно он в очередной раз не дает мне совершить безумие. В бессилии, тяжело дыша, падаю на мокрую от утренней росы землю, вглядываясь в начинающее светлеть небо. Ковш Малой Медведицы становиться все тусклей и тусклей пока не исчезает в свете зарождающего нового дня. Дня, где я опять остался совершенно один.

[i] Река Чулым (селькуп.)

[ii] Река Обь (селькуп.)

[iii] Уважаемый (селькуп.)

[iv] Обласок — селькупская лодка-долбленка

[v] Пустырник

[vi] Нум наблюдает за землей через отверстие в полу своего небесного дома, который соединяется с землей лестницей или столбом, по которому можно подняться на небо.

По преданиям, на всех «этажах» мира люди живут одинаково. Только смерть человека на небе — это его рождение на земле, а смерть на земле — рождение в подземном мире.

[vii] РА?ЫМПЫ — ?ОБОРЛА ВАТЭ?ЕКЛАЙ https://www.youtube.com/watch?v=hhY9cik48Ok

Я не спешил. Я знал, был уверен, что мне некуда спешить. Ни одна из этих тварей от меня не уйдет. Каждого найду и уничтожу. А ведь, они знали куда шли. И зачем. Им нужны были продукты и одежда. И еще. Это точно были не местные, не таежные. По лесу, кроме одного, они ходить не умели. Пёрли, как обожравшиеся забродившей ягодой кабаны. А вот с тем, самым умелым проводником, я очень хочу поговорить отдельно. Наверняка, именно он навел убийц на поселок.

Ярость, клокотавшая во мне вчера, прошла. Нет! Не правильно! Она не прошла. Она перестала рваться наружу, затаившись глубоко внутри, медленно выжигая душу. Зато сейчас, идя по следу упырей уничтоживших мою жизнь, как матерый опытный волк по следу подраненного оленя, я был холоден и спокоен. Люди, совершившие зло чувствовали себя охотниками. Хозяевами. Что ж, они очень сильно ошиблись. Дичь здесь — они. И эта дичь зашла на мою территорию.

А это что? Кровь? Отлично! Значит охотники тюйкулов, несмотря на неожиданное нападение, сумели оказать достойное сопротивление. Я поднял тряпку, служившую раненому бандиту перевязочным средством, и поднес ее к носу. Кровь, табак, пот и еще что-то неприятное, отвратительное. Не понимаю что. Да это и не важно. Важно, что это еще один след. Хороший такой след для меня. Над тайгой проносится душераздирающий, давящий жутью вой. Духи проявились. Отошли после моей воспитательной работы. Делают вид, что гонят на добычу. Помогают типа. Ну-ну.

За полдень вышел к покинутой стоянке бандитов. Кострище, лапник, просторный балаган. Грамотно расположились. Даже валежник ломанный под навесом оставили, для тех, кто следующий сюда вдруг заглянет. Закон тайги типа чтут. Точно кто-то из местных среди них есть. Явно изгой. Выродок.

Здесь их ждали подельники, не ходившие в набег. Значит, всего четырнадцать человек получается. Если где-нибудь к ним еще кто не прибьется. Остановит меня это? Конечно, нет! Умрут все! Мое лицо ощерилось кровожадной усмешкой. Сейчас во мне было мало от человека, больше от зверя.