— Дмитрий, Вы иностранец?

— С чего Вы взяли, — на ходу оглядывается спаситель, отодвигая рукой ветку на уровне лица. Да как он так видит в темноте?! ­– А! Вы про мой акцент? Нет. Русский я. Предки из казаков. Просто давно на родном великом и могучем не говорил. Не с кем было.

— А Вы?

— А что я?

— Казак?

— Это вряд ли, ­– слышно, как усмехается собеседник, — Казаком же мало родиться, — и больше ничего не поясняя замечает, — Ну вот и пришли. Подождите, костер разведу, — он наклоняется, слышан стук кресала, и потихоньку становится светлей. Костер сначала нехотя, а потом все быстрей и быстрей начинает разгораться. Как споро у него все получается! — Слушай, давай на ты, а? — улыбается Дмитрий, — А то смешно. Одеты, как два оборванца, а ведем себя, будто столичные франты на приеме у графини.

— Давай! — кивнул Володя, — У какой графини?

— Да какая разница? Воронцовой или Ожаровской, например, — Дмитрий разделил кучу приготовленного лапника, на две части, — Давай, падай. Ты уж извини, на гостя не рассчитывал, потому постель у нас скудная будет. Но мы ж народ неприхотливый?

Окончательно сбитый с толку Осипов завалился на пахнущие хвоей мягкие пихтовые лапы. Он в тайге с практически незнакомым человеком, похожим на дикаря, но с манерами аристократа, обсуждает высший свет столицы. Бред! Бред! Бред! Накатила тяжелая апатия. Еще утром они с казаками двигались в сторону Луговой, где был запланирован отдых, потом в Томск на доклад и домой, в Колывань. Потом засада, расстрел, плен и ожидание мучительной смерти. Потом чудесное спасение, от которого до сих пор по шкуре пробегал холодный озноб. Не менее чудесное излечение. И этот странный непонятный человек, спасший его. Слишком много все случилось за этот день. Мозг просто отказывался воспринимать информацию, а глаза сами стали закрываться.

— Э, нет, казак! — вывел его из состояния полудремы бодрый голос Дмитрия, — Не спать! Сначала поесть надо.

Пришлось открывать глаза и подниматься, заняв полусидячее положение. Дмитрий протянул кусок жесткого вяленого мяса и фляжку с травяным чаем, от которого ненадолго прояснилась голова. Правда, буквально через несколько минут в глазах опять все поплыло, и Володя провалился в глубокий сон с видениями, где кружились вокруг него три страшных чудовища с головами животных. Льва, медведя, и мамонта, скелет которого он видел в Санкт-Петербурге в кунсткамере. Он пытался убежать от них, но они настигали, приближаясь все ближе и ближе. А потом появился Дмитрий и прогнал их. И стало хорошо- хорошо. Будто он спит не лесу, потеряв товарищей и чудом избежав смерти в плену, а дома на печи. И сейчас зайдет мамка с крынкой парного молока, и надо будет вставать. А вставать так неохота! Еще бы не было так холодно. Печь погасла что ли?

— Вы хоть дров подкиньте! Совсем хату выстудили! — бормочет Володя и просыпается. Костер погас, потому и пробралась утренняя прохлада под мундир, прервав такой сладкий сон. Ранний лучик солнца, прокравшись сквозь густые кроны, бьет по глазам. Задорно перекликаются птицы. А вокруг вчерашний лес. Только Дмитрия нет. Но он где-то рядом. Его торба лежит у костра.

— Проснулся?

Напугал! Леший! Володя вздрогнул и зябко повел плечами.

— Доброе утро.

— И тебе не хворать, — Дмитрий чем-то озабочен или расстроен.

— Что-то случилось?

— Нет. Каторжан схоронил, — он поморщился, — Не оставлять же их так. Зверье растащит.

Вот как! Почему-то Володя вчера подумал, что спаситель так и бросит тела бандитов.

— Надо было разбудить. Помог бы.

— Ай, — он махнул рукой, — Давай поедим, рану твою посмотрю, да выдвигаться будем. Провожу тебя до людей. Про этих, — он показал в сторону лагеря каторжан, — Сам сообщишь.

— А ты?

— А я, — Дмитрий невесело улыбнулся, — А я вернусь сюда ненадолго. Дела еще тут остались. Ну а потом к тебе загляну в гости. Не прогонишь?

— Не прогоню, — Володя пожал плечами. Осиповых никто не может обвинить в неблагодарности. Добро ценить и помнить у них в роду умеют.

[i] Чирки (черки) — обувь, сшитая из одного куска кожи. Шились из сыромятной кожи на прямую колодку с опушкой из сукна по кромке, через которую продевали тонкий кожаный шнур или ремешок, обвивавший накрест голень ноги. Важнейшим отличием чирков, был технический приём их изготовления — выворотным швом, то есть после сшивания верха и низа изделие выворачивали, и швы соединения оказывались внутри. Пришей к чиркам голенища (голяшки) получатся бродни.

[ii] Каплюжник — полицейский, перья — погоны.

[iii] Надпочечники вырабатывают кортизол, гормон оказывающий на организм антистрессовое и противошоковое воздействие. Ну и тонус добавляет.

Осипова проводил до самой Луговой. Не заходя в деревню, вернулся в тайгу. По-моему Володя подумал, что я скрываюсь от кого-то. Пусть себе. Не думаю, что он меня жандармам сдаст. Не тот человек. А мне надо было побыть одному. Разобраться и понять, как быть дальше, что делать?

Надо же 1891 год! Если этот мир похож на мой, то через двенадцать с небольшим лет начнется русско-японская война. Потом революция девятьсот пятого, Первая мировая, Февральская, Октябрь, Интервенция и Гражданская. Страна доживает последние относительно спокойные дни. А потом начнется кровавая вакханалия. Могу я что-то изменить? И надо ли что-то менять? Так-то надо, конечно. Только знать бы что. Лично я, что могу предпринять? Даже принимая во внимание Фирса. Которого я обнулил, между прочим.