Лишь раз в одном из трактиров подсел ко мне чубатый урядник. Долго буравил меня недобрым взглядом, под ухмылки рядовых казаков. А потом сурово стал допрашивать, кто таков да зачем здесь сижу. Пришлось сказать, что к хорунжему Осипову еду в гости. По личному приглашению. Ну, после того, как выяснилось, что я тот самый лесовик, уничтоживший банду, убившую казаков отношение резко изменилось. Ребята оказались из той самой сводной сотни, состоящей при изыскательской партии. И им просто было скучно. Вот и привязались к одинокому охотнику. Хорошо посидели тогда. Помянули казаков, да за знакомство усугубили. А утром разбежались в разные стороны. Они дальше службу нести, а мне остался последний переход до Колывани.

А богато живет купеческая Колывань. Дома добротные. На окраине в основном срубы, простые да пятистенки. Ближе к центру уже начинаются кирпичные строения, и крыши крыты не дранкой, а кровельным железом. Окна узорчатые, фасады украшены полуколоннами, лепниной, коваными ажурными решетками. Смесь стилей и направлений. Тут и классицизм и модерн и сибирское барокко и эклектика. А как иначе? Статус и богатство надо напоказ выставлять. Иначе люди уважать не будут, а это потеря репутации и денег. В том мире довелось мне бывать в Колывани. И сейчас с интересом и ностальгией смотрю на знакомые дома, которые простоят больше ста лет. Это во мне строитель проснулся.

Ноги сами вынесли на людную соборную площадь. Шум, гам, веселое торжище. А какое сегодня число-то и день недели?

— Эй, малец?! — передо мной предстал мальчишка годков десяти-одиннадцати, дерзким взглядом взирающий на меня из-под козырька заломленного на ухо картуза, — Почем газетка?

— По деньгам, дядя, — усмехается он мне в глаза, — Зачем тебе? Ты хоть читать умеешь, бирюк таежный? Если самосад заворачивать, лучше у дядьки Афанасия бумагу возьми, по две копейки. Я покажу.

Ах, ты же шкет! Почему-то рассердиться на наглого шпингалета не получалось совсем.

— За надом, — усмехаюсь в ответ, парень мне понравился, шустрый, пробивной, — Не твоего ума, умею, не умею. Почем газета? А то в другом месте куплю, — решил слегка припугнуть юного коммерсанта. Не тут-то было.

— Да не купишь, — ухмыляется шельмец, ему просто скучно, — Тут только я продаю, да Машка сестра моя, но она седня дома осталась на хозяйстве. Полтинник давай и читай.

— Че дорого так? — нихрена себе тут цены на периодику! У меня в трактирах по дороге, ужин с ночлегом в полтинник обходился!

— Не нравится, не бери! — жмет плечами мальчуган.

— Свежая хоть?

— Обижаешь, дядя, ­– он выразительно, обиженно надувает губы, — Вчерашние. Утром с Томска кривцовский пароход прибыл.

Пришлось расставаться с полтинником. Да и не жалко. Деньги пока есть, а дальше украшения продам или меха. А нет, так еще что придумаю.

Счастливый пацан убежал, сверкая босыми пятками. А я впился взглядом в титульный лист газеты. Четверг, 25 июля. Значит сегодня 26-ое, пятница. Получается праздники ни при чем. Здесь всегда так весело и людно. Да и не удивительно, наверное. Колывань город купеческий, торговый, деловой. Сунул газету за пояс, потом почитаю. Сейчас не до того, тем более от обилия всяких еръ и ять информация усваивалась с трудом. Привыкать придется. А лучше репетитора нанимать, нынешнюю грамматику изучить. Необразованным дураком быть не хочется.

А храм этот я помню. Даже поучаствовал в реставрации. Немного. Потом уже стало не до того. Рак. Зам вроде продолжал заниматься. Интересно, как там Петрович? Наверное, родственнички одолели его с наследством. Только хрен им! Все равно развалят дело. А Жуков нет. Мы с Петровичем его начинали, ему и продолжать.

Не заметил, как оказался перед церковным крыльцом. Никогда не был верующим, а тут вдруг оробел. Тяжело перекрестившись, шагнул внутрь. И что делать? Опять перекреститься или не надо? И зачем я вообще сюда заглянул? Любопытство? Нет. Точно нет!

— Делай, что душа тебе подскажет.

Я вздрогнул, обернувшись на тихий вкрадчивый голос.

— Здравствуйте, батюшка, — передо мной стоит худенький седой священник в простой черной рясе и шапочке монашеской, не знаю, как она называется.

— Отец Федор, настоятель Собора Святой Живоначальной Троицы, — представляется попик, чем вызывает у меня улыбку. Вспомнился алчный поп, гоняющийся за наследством воробьяниновской тещи из Ильфа и Петрова. Батюшка улыбается в ответ.

— Дмитрий, — представляюсь в ответ.

— Крещенный?! — почему-то удивляется священник.

— Был крещенным.

— Что значит был?! — журит меня старичок, словно глупого непослушного внука, — Таинство крещения, это навсегда. Или отринул ты Бога, подавшись в богомерзкое колдовство шаманское? — ого, сколько ярости и напора. Дедок-то завелся. Так вот почему он так удивился, увидев меня в храме. Одежду шаманскую узнал. И что ему ответить?

— Не знаю, батюшка, — пожимаю плечами, — Не был я никогда сильно верующим.

— А зачем пришел тогда в храм Божий? — как ни странно дед успокаивается, смотрит на меня не по годам яркими умными глазами.