— А что случилось потом? — снова шепотом спросила она. Пока я думал, стоит ей рассказывать или нет, моя относительно здоровая рука толкнула дверь в мою комнату, и я жестом подвал ее туда. Рассказывать ей что-то или нет, я пока не знал, но делать это в коридоре точно не стоит.

Она зашла в мою комнату, включила мягкий свет и прошла к креслу, которое стояло в дальнем углу. Я поковылял к кровати. Жалкое зрелище — я действительно не мог ходить прямо и без перекатов.

Когда я поднял голову, то прочитал ужас и страх в ее глазах.

— На самом деле, мне уже лучше. Я был в больнице.

— Тебе вкололи обезболивающее?

Я кивнул.

— А дали что-то с собой? Если ночью тебе станет хуже, нужно же снова принять лекарство.

Я попытался вспомнить, но нет, мне ничего не дали.

— Может, тебе лучше лечь? — осторожно предложила она. Я видел, как ей тяжело со мной говорить. Скорее всего, она ещё обижена на меня за то, что я ей наговорил. Как вообще она после этот смотрит в мою сторону? Как она ещё пытается проявить заботу?

Я не стал задавать ей эти вопросы, а просто лег. Было неприятно, но как только я принял горизонтальное положение, мне стало легче.

— Я связался с людьми, с которыми не стоило связываться. И вот поплатился.

Она немного придвинула кресло ближе и села в него, скрестив ноги.

— Это связано с вашими тусовками?

Я кивнул.

— Это связано с запрещенным препаратами?

Я снова кивнул, ожидая следующего вопроса, но его не последовало.

— Постарайся поспать, после сна станет легче.

Она встала с кресла и пошла к двери. Эту пижаму я на ней ещё не видел — на ней снова какая-то диснеевская принцесса — какая именно, я не знал. А в таком состоянии уж точно бы не смог вспомнить.

— Останься.

Это был я? Да. Это был я.

— Останься, пожалуйста.

И это тоже был я. Аврора так и стояла у двери, раздумывая, как поступить. Конечно, сейчас она откроет ее и уйдёт. И правильно сделает — я не мог расчитывать, что она так легко и просто забудет все те гадости, которые я ей наговорил. И пусть в ту ночь я не тусовался, не веселился с девочками, все равно я мерзко с ней поступил. А сейчас я хочу, чтобы она осталась со мной?

Она обернулась, но все ещё не смотрела на меня. Конечно, я хочу, чтобы она осталась. Очень хочу.

Она прикрыла глаза, будто пытаясь все же принять решение. А когда открыла, коротко кивнула.

— Останусь, пока ты не уснешь.

Обалдеть! Я даже не мог надеяться на это. Я облегчено выдохнул.

Аврора вернулась в кресло и села в точно той же позе.

— Тебе надо лечь под одеяло.

Я осторожно перекатился на правый бок и, помогая себе рукой, сел. Затем встал на ноги, стараясь сильно не шататься.

Она дождалась, когда я чуть отойду от кровати, подошла и одним движением убрала покрывало. Затем она отодвинула одеяло.

— Мне надо раздеться.

Я не хотел этого говорит вслух, но это так. В этой одежде я валялся под забором, и хотя я сейчас испытывал сильный дискомфорт, лечь в таком виде в постель я не мог.

— Ты справишься сам? — спросила она. Правильнее было бы попросить кого-то мне помочь, только не ее саму. Но очереди я что-то не видел, а лечь все же хотелось. И поэтому я покачал головой.

Она коротко кивнула и встала. Я поднял руки в стороны, чтобы ей было легче снять с меня футболку.

— О боже… Что они с тобой сделали?

Я не учел важный момент — она сейчас увидит все синяки, ссадины и царапины. Она разглядывала мое лицо — вот увидела зашитую бровь, шишку над ней, левый глаз, который я все-таки открыл.

Она осторожно сняла с меня футболку и снова ахнула. Я точно не помню, но врач точно обрабатывала какие-то ссадины на груди, спине, боках… Аврора обошла меня и посмотрела на спину. Все это время я слышал ее тяжёлое дыхание.

— Не могу поверить…

Она снова стояла передо мной. Я смог самостоятельно расстегнуть ширинку и пуговицу на джинсах, но снять у меня их не получалось. Она помогла спустить до колен, а потом я сел, и она сняла джинсы полностью.

— Все, ложись.

В больнице врач протерла меня влажными тряпками, но мыться мне пока запретили. Я лег в кровать с мыслями, что завтра нужно будет поменять белье, на котором я сейчас буду спать. Вот это да — я думаю о стирке, когда мое тело потряхивает от боли.