— Ты неужели сам все это?.. – восклицает Рози, когда набираем завтрак, а хозяин только польщенно кивает, просит не забывать еще и про омлет с грибами.

Рози поясняет, что в Румынии таким и завтракают, а я нахожу, что после вчерашнего это «самое то».

— Сказала б ему, чтоб бросал мороженое и полняком на кафешное переходил, да только куда мы с тобой ходить-то будем?.. – шепчет мне Рози, а я лишь молча киваю, уписывая за обе щеки.

Рози наблюдает за мной и взгляд у нее вдруг становится какой-то странный, я бы даже сказала, сострадающий.

— Ты чего, сахарок?.. Я тебя часом не расстроила, хм-м?.. Когда отшила сегодня утром...

— Хей, это я тебя отшила... – смеется она. – И насчет мужчин я по-серьезке.

— Да я-то тоже. Что мы там вчера еще вытворяли-то? Не стриптиз же друг дружке устраивали?

От слова «стриптиз» за соседним столиком троица мужиков-парней с налитыми кровью глазами начинает заметно ерзать на стульях.

— Я-то и сама плохо помню. Просто показ нижнего белья, — хихикает она.

«Соседние» и вовсе смолкают и, не стесняясь, развешивают уши.

Рози видит это и, взяв меня за руку, понижает голос:

– Да нет... ты потом... плакала в кровати. Навзрыд прям.

— Какой кошмар, — сокрушаюсь я искренне. – Пить надо меньше. Тебе еще и утешать меня пришлось?.. Прости, а.

— Да ерунда, ты что. Слушай, тебе прям так плохо?

— Сразу «после» было плохо, — признаюсь просто. – Очень плохо.

— Зря мы, значит... ну, вместе с Каро... пакт стряпали...

— Смешная. И пакты ваши смешные. И без пактов ваших все состряпалось. Кстати, у меня к тебе просьба: за моей спиной больше не мути, ладно? Я сама во всем разберусь. И с Каро разберусь – коза, все никак старое забыть не может.

— Ты не рассказывала, — замечает Рози.

— Нечего рассказывать – сто лет назад было. И по отношению к ней, скорее, не было.

— Она, между прочим, говорила мне, мол, когда-то ты встала у нее на пути, но тот твой поступок не имеет ко всему этому никакого отношения.

— «Поступок»! Сама себе не врет пусть, — сержусь я. – И пусть не думает, что тебе врать может.

Рози снова смотрит на меня с сожалением:

— И спросить боюсь... ты его все-таки...

— ...и правильно, не спрашивай. Все проходит. И все пройдет.

— А теперь тебе как?

— А теперь мне никак.

— Я не про похмельный синдром.

— Я тоже. Слушай, мне реально ничего не надо, — говорю вдруг с неожиданной для самой себя решительной серьезностью. – Ничего и никого.

— Конфет... да это... печально очень...

— А как я до него жила? – осведомляюсь.

— Ты у меня спроси, мне со стороны видней было. Такое слабонервным не показывают.

Тогда я поясняю – для нее ли, для себя ли самой:

— Так, как с ним, уже не будет. А с ним я не могу.

Рози, кажется, не в силах вынести сокрушающего удара этой горестной «истины». Выражение лица у нее такое, будто она вот-вот разревется и полезет меня жалеть.

Она тихо спрашивает:

— Не жалеешь, что...

— ...не прогнулась под него? Не-а. Он бы тогда со мной совсем по-другому стал.

— Как с ней?

— Черт его знает. Да ладно, хватит о нем. И обо всем. Жизнь не только из этого состоит, — ободрительно улыбаюсь ей – или себе.

Нам пора.

— Девчонки, заняты? – догоняют нас в дверях. – Any plans for today’s Sunday?

Перед нами, щеголяя утомительно-показным «инглишем», формируется один из соседней красноглазой троицы, видимо, самый борзый – или «приспиченный» самый. Планы на сегодня-воскресенье, ага.

— А как же, — презрительно прищуривается на него Рози. – Отдохнуть от вчерашнего.

Внимание вниманием, но, когда ее клеят в такой вот тупой, ультимативно-наглой форме – этого она очень не любит.

— Так мы ж как раз об этом. Пошли отдохнем?

— Не, ребят, вы – не об этом, — сухо, но пока не стервозно замечаю я – Рози не обязана отфутболивать их в одиночку.

— А ты че сердитая такая? – перекатывается он на меня. – Че залупаешься?

Так, теперь грубо-тупой подкат перешел в еще более грубо-тупой наезд.

— Слышь, эта сука на «вчерашнем» не нагулялась, — вполоборота пиздит он своим.

Этот гад не просто цепляется к словам Рози, а намекает, что и сам вчера «там» был?..

— Так надо не с девочками, а с мальчиками, потому что, — включается второй из «троицы».

Так и есть.

— Нихуясе выебывается... и другую с толку сбивает...