— Тили-тили-тесто, жених и невеста, — продолжает хихикать мелкая.

— Господи… — слышу бормотание Саши и немного отстраняюсь от нее, чтобы запахнуть халат на ее оголившейся груди, но даже тогда Саша не смотрит на меня.

Прикрыв глаза, она тяжело дышит, буквально вся покрытая багровыми пятнами от неловкости, и до побелевших костяшек вцепляется в полы халата.

— Мои мамочка и папочка целуются!

Думаю, моя дочь хочет моей смерти.

Я оборачиваюсь и прищуриваюсь в сторону подпрыгивающей дразнилки.

— Я доберусь до тебя, маленькая проказница.

Женька удивленно выпучивает глаза, а потом с визгом и хохотом убегает обратно на второй этаж. И тогда я чувствую, как в мою грудь упираются две ладони, прежде чем Саше удается отпихнуть меня подальше. Но только потому, что я позволяю ей это.

Оттолкнув Тимура, я выбираюсь из-под влияния его тела и нервными движениями запахиваю халат туже. На него не смотрю. Я слишком растеряна и смущена. А я не хочу показывать ему свою уязвимость. Он не должен знать, что его проклятый поцелуй сделал со мной. В какой хаос привел все мои мысли и тело. Достаточно увидеть мои глаза. Уверена, прямо сейчас они пылают неоновыми огнями. Я чувствую это сияние даже на щеках, они буквально потрескивают от жара возбуждения.

Возбуждения, которого я не ощущала годами.

Боже, вот что я несу?

Нет. Я не возбуждена.

Это глупости какие-то.

Облизываю чувствительные губы, и мужской терпкий вкус обжигает каждый рецептор моего языка, доказывая мне, насколько я ошибаюсь. Какого черта я ощущаю его вкус вплоть до мельчайших молекул?

— Саша, — впервые он произносит мое имя таким тоном, что в легких автоматически заканчивается воздух. Такое бывает слишком редко, чтобы игнорировать.

Но это лишь ухудшило ситуацию.

Вплетая пальцы в копну волос, я отхожу к окну и даю себе время, чтобы восстановить сбившееся дыхание и успокоить глупое сердце, которое сейчас работает в гиперактивном режиме.

— Зачем ты это сделал? — слабым голосом шепчу я, разглядывая падающие снежинки за окном.

К вечеру погода стала спокойней, жаль, что мое внутреннее состояние полностью противоположное этим размеренно падающим крупицам.

Тишина в ответ вынуждает меня отвернуться от окна, чтобы посмотреть на Тимура.

Все это время он стоял на том же месте. Замер, как хищник перед прыжком. И его голодные глаза откровенно обещают разложить меня на новогоднем столе вместо блюда.

Прочищаю горло.

— Зачем ты поцеловал меня? — произношу как можно увереннее, немного злясь на себя за то, что позволяю ему так смотреть на меня.

— Не сердись, я лишь сделал то, в чем ты нуждалась даже больше меня.

Тимур неотрывно смотрит мне прямо в глаза, и сейчас я как никогда благодарна его самоуверенности. Это то, что мне нужно, чтобы собрать остатки своей брони.

— Не нужно оправдывать свое кобелиное либидо, — огрызаюсь я. — Порой мне кажется, тебе вообще все равно, куда вставлять свой… удлинитель.

Белов кривит губы в ухмылке, а потом делает шаг ко мне.

— Поверь, моему удлинителю нравится далеко не каждая розетка. — Еще один шаг ко мне. — Я думаю, Саша, мне стоит сделать тебе одолжение и хорошенько оттрахать. Может, тогда ты перестанешь кусаться. Глядишь, и подобреешь. Когда ты вообще в последний раз кончала?

За секунду я вспыхиваю таким жаром, что, кажется, у меня горят даже волосы.

— Ты животное, — шиплю я, — с повадками неандертальца.

Тимур приближается ко мне, и я угрожающе тычу в него пальцем.

— Не смей…

Я успеваю увернуться в последний момент, но этот придурок ловит меня за пояс халата и дергает так, что полы распахиваются, а я оказываюсь притянута к его проклятом твердому телу.

— Ты обломала мне секс. Так что не советую тыкать палкой в голодного медведя.

Я вздергиваю подбородок.

— Этот медведь сам кого хочешь затыкает своей палкой.

Белов растягивает губы в широкой улыбке.

— Мне очень приятно, что ты уделяешь моему члену столько внимания.

Я возмущенно распахиваю рот.

— Да пошел ты! — Дергаюсь, но проклинаю все на свете, когда мои чувствительные соски трутся о его рельефное тело. — Иди лучше дочку уложи, ненормальный. Или тебе одного раза опозориться перед ней было мало?

— По-моему, она нас благословила.

Он играет бровями, а у меня на его наглость вырывается только:

— Извращенец.