Шрифт:
— Я подумаю над этим предложением.
— Подумай, подумай. Амулеты бы нам пришлись очень кстати. Хоть какие-нибудь.
А подумать было о чём.
Единственной вещью в доме, представляющей волшебный интерес, был бабушкин старый сундук, совать свой нос в который мне категорически запрещалось.
Даже сам внешний вид тяжёлого дубового ящика с богато инкрустированной полудрагоценными камнями крышкой страшно интриговал и рождал противоречивые чувства. Этакую ядрёную смесь дикого любопытства, почтительной опаски и детской обиды. Последняя появилась после того, как я не удержавшись, переборола свой страх перед наказанием и дала волю любопытству. Помимо закономерно наступившей расплаты, меня ждало неприятное открытие: сундук оказался хитро заговоренным, обойти защиту мне не удалось (хотя все бабушкины изощрённые — «замки» не были для меня секретом), а вот почувствовать на собственной шкуре сюрприз для любителей несанкционированного проникновения — очень даже. К слову сказать, ничего особенного я там не обнаружила, а вот руки от склеившей по локоть «паутины —-Быковского» отмывала долго. И пошарить в заветном ящичке к моему глубокому разочарованию так и не удалось, только поглядеть и успела, и то совсем недолго. Там она хранила книги, документы, амулетные и обережные заготовки и прочий волшебный хлам, несущий в себе потенциальную опасность для обладателей кудрявых рук и не в меру любопытных носов. А по мнению бабушки я обладала и тем, и другим. Как упоминалось ранее, с артефактным делом у меня не задалось — как я ни билась, хотя бы просто влить собственную силу в заготовку, никак не получалось, не говоря уж о чем-то большем. Но теоретически разбиралась неплохо. Этакий географ-теоретик, досконально изучивший карту мира, при этом ни разу в жизни не выезжавший дальше собственной дачи. Не точное, конечно, сравнение… Перевидала за свою жизнь я целую прорву таких вещей и знаю, например, на какой камень лучше ложится то или иное заклятье, что и как с чем сочетать в артефактах (некоторые заклятья нейтрализуют друг друга или усиливают воздействие, или, вообще, в комплекте каждый раз дают непредсказуемый эффект. В общем, бабушкина профессия оставила в моём сознании неизгладимый след в виде знаний и умений определить назначение, степень сложности вложенного заклинания, уровень заряда и иные характеристики почти любого амулета и некоторых не слишком замудренных артефактов. Вот такой я эксперт — сама ничего создать не сумею, но оценить чужую работу — вполне.
— Федь, там, в книжном шкафу я нашла много бабушкиных документов и записей. Часть из них не на русском. Ты поможешь мне разобраться?
— Да не вопрос.
***
— Я всё думаю о том одарённом, — начала я неприятный для меня разговор. После той памятной встречи прошло уже две недели, а блондин так о себе и не напоминал. — Может быть, он ничего не понял, а я всё нафантазировала в состоянии аффекта?
— Я бы не стал на это рассчитывать, — Федя как всегда был настроен пессимистично. Однако он называет это здоровым реализмом.
— Просто вся эта ситуация… Неопределённость эта выводит меня из равновесия: узнал — не узнал, понял — не понял… — я потерла виски. — Я так устала.
— Наверное, не стоит напоминать, как ты в ней оказалась.
— Ты прав, не стоит, — я раздражённо посмотрела на друга, — твоя поддержка просто неоценима.
— Прости.
Мы помолчали.
— Может, мы уже прекратим моё заточение в твоей квартире, я так хочу домой! Ежедневный конвой я согласна оставить. Хотя и он мне, если честно, надоел.
— Я думаю, это преждевременно. Поживи у меня ещё немного, по крайней мере, пока не помиришься с Жанной.
Я обреченно вздохнула: спорить с другом не хотелось.
— Что-то она сама не торопится мириться. Дуется ещё сама, небось.
После ссоры с Федькой, меня уже неоднократно посещали мысли о том, что и Жанна имеет право обижаться на меня больше, чем мне казалось.
— Не будь идиоткой! Она давно уже поедом себя изъела за то, что тебе сказала!
— А почему тогда не звонит мне? — недоверчиво буркнула я.
— Да потому что боится, что не простишь!
— Правда?
— Ну, конечно, правда!
— Хорошо, тогда поехали нас мирить, — сдалась я.
Федя улыбнулся одним уголком рта и взялся за телефон.
Через час мы уже ехали в нашу с Жанной квартиру. Подруга встретила нас искренней улыбкой, а на меня посмотрела немного смущенно, что ли. Я вымученно улыбнулась ей в ответ. Все это время я хоть и была обижена на нее, но тоже чувствовала себя виноватой. Ничего не объясняя, наехала и ждала от неё адекватной реакции — конечно, она завелась и наговорила лишнего.
— Ну, страдалицы-гордячки, миритесь уже! — Федя подтолкнул нас друг к другу.
— Прости, — хором сказали мы с Жанной, рассмеялись тоже хором и обнялись.
— Я скучала, — сказала я ей.
— И я. Давай больше не будем ссориться, мне так плохо было из-за всего этого.
— Давай.
— Вот и славно, — Федя потер руки, — Ну-с, что у нас есть вкусненького.
— Узнаю вечно голодного друга! Есть чай и заварные пирожные, — Жанна махнула рукой в сторону кухни.
— А погорячительней ничего нет? У нас все-таки праздник, да и вообще — имеем полное право, мы ведь на каникулах! — Жанна на Федькину тираду виновато развела руками. — Ну ладно, у вас есть я! Сейчас сгоняю в магаз, если время еще не подошло к часу икс, и мне продадут алкогольные напитки — празднику быть!
Время было еще детское, и через некоторое время Фёдор вернулся с бутылкой «Мартини», лимонным «Швепсом» и кучей всяких вкусностей, начиная тремя сортами сыра и заканчивая шоколадом. Мы здорово провели вечер, смеясь и разговаривая о всяких пустяках, и совсем не касались темы о причине нашей с Жанной ссоры. Ближе к ночи нам всем троим, захотелось «продолжения банкета», и мы дружно двинули в «Бальтазар». Это был клуб, который негласно считался заведением для представителей нашего с Федькой племени. Туда частенько наведывались и оборотни, и люди, бывало, встречались, но в основном, конечно, посвященные в тайну нашего существования. Несмотря на необычную публику, все вели себя прилично и не выдавали своей сути, но случалось и всякое.
Весело болтая, мы спускались по лестнице, но внезапно путь нам преградила глава местного сплетсовета и гроза нашего подъезда и всея судебной системы Российской Федерации по совместительству. И зарубежом тоже. Гроза, в смысле.
— Добрый вечер, Олимпиада Андреевна! Прекрасно выглядите! — лучезарно заулыбался Федька, оценив, судя по всему, непревзойденное чувство стиля престарелой модницы: раритетный стеганый халат, прекрасно сохранившийся и наверняка представляющий музейную ценность, пустое мусорное ведро, самое обыкновенное, но привносящее колорит в образ пенсионерки, и бигуди под кокетливой голубой газовой косыночкой.