Шрифт:
Итак, нашим «героем» является односемейный жилой дом, при всем разнообразии своем занимающий среднюю позицию между двумя крайними. На одном полюсе окажутся замок, или дворец, или вилла - в юридическом смысле это всегда владение одной семьи, но практически оно всегда населено множеством обнищалых родичей, очень часто - гостей, всегда - слуг разного ранга, от дворецкого до водоноса. Заглядывать в окна дворца мы будем только в тех случаях, когда в нем рождалось что-то из того, что в дальнейшем обнаруживается в рядовых городских или крестьянских домах. На другом полюсе - хижина отшельника, немаловажной фигуры в истории культуры. Поскольку отшельник-монах, философ или поэт (нередко соединенные в одном лице) - все же человек, как-то вынужденный организовать даже упрощенный быт, его келья представляет собой некоторый абсолютный минимум, точку отсчета.
31. Жилой комплекс Скара-Брей. Остров Мейнленд, Великобритания. XX - XVIII века до н. э. Совмещенное изображение. План, общий вид
Коллективное жилище возникло, по-видимому, одновременно с индивидуальным. Во всяком случае дом-поселок Чатал-Хююк (современная Турция) начал создаваться в VII тыс. до н. э. Обычно жилой «улей», вернее, жилой «лабиринт», словно высеченный в камне, служил в первую очередь целям защиты от нападения.
Северный поселок, а скорее «семиквартирный дом» Скара-Брей не от кого было оборонять, и главным при его сооружении было, по-видимому, стремление сберечь тепло и освободить жителей маленькой колонии от страха перед одиночеством. Благодаря тому, что и стены домов, и вся «мебель» были изготовлены из глыб слоистого гнейса, жизнь «северной Помпеи» (на поселок наползла песчаная дюна) проступила перед глазами ученых во всех деталях.
Очень толстые стены, в их толще оставлены пазухи-кладовые, крошечные «однокомнатные квартиры», закрывавшиеся, однако, дверью, площадью около 10 м2 каждая. Очаг в центре - дым выходил через отверстие в кровле; позже, когда на кровлю навалили кучу мусора для добавочного тепла, - через примитивную трубу.
32. Пуэбло Бонито. Штат Нью-Мексико, США. X - XII века. Фрагмент. Перспективный разрез
Это уже скорее дом-город, чем дом-поселок. В подобных сооружениях, именуемых испанским словом пуэбло, проживало до 2000 жителей. Часть пуэбло была заброшена задолго до прихода белых завоевателей, часть - разрушена во время восстания индейцев-земледельцев против испанских поработителей.
Пуэбло Бонито, насчитывающее до 800 помещений, имеет в плане форму подковы, почти вплотную прижавшейся вершиной дуги к скальному обрыву. Поперечник «подковы» - 150 м, поперечник «жилой лестницы» - около 27 м в уровне земли; таким образом в центре пуэбло находится довольно большая незастроенная площадка.
На рисунке видно, что двери соединяют помещения внутри этажа, тогда как входы в «квартиры» устроены через люки в крыше, и пуэбло четырежды опоясано улицами-террасами, верхняя из которых служила в случае необходимости «площадкой» оборонительной стены. Большая часть темных помещений нижних этажей была занята складами кукурузы и бобов, кож и шерсти.
Круглое, заглубленное в землю сооружение, верхний уровень которого расчленен столбами, поддерживавшими кровлю, - это так называемая кива, помещение для мужских собраний. В пуэбло Бонито около тридцати кива, что указывает на сложную социальную организацию «дома». Наиболее крупное из кива расположено в центре «подковы» и служило, наверное, местом собрания старейшин дома-поселка
Описание келий российских отшельников монотонно и малоинформативно. Интереснее заглянуть далеко на Восток. Вот стихи Тао Юань-мина, поэта, после краха придворной карьеры удалившегося в глушь в 403 году:
«Укрыл я следы
за бедной дощатой дверью.
Уйдя далеко
от мира, порвал я с ним.
Вокруг погляжу,
никто обо мне не знает.
Простая калитка
захлопнута целый день…
И бедно, и тихо,
и пусто в моей каморке.
Здесь нет ничего,
что бы радость давало мне.
И только читаю тысячелетние книги.
Все время, все время
вижу подвиги старины…»
В этих стихах больше горечи об оставленном, чем наслаждения сущим, недаром дверь, калитка и книги - единственные названные предметы. Но через три года поэт словно обостряет зрение и слух:
«Целину распахал я