Пришлось вернуться в родное село, на шею к родителям. Родители, однако, с таким положением дел мириться не пожелали и быстренько вытолкнули прожорливого, но ленивого птенца из родительского гнезда на вольные хлеба. Пришлось крутиться, как умел, таким образом Никита занялся тем, к чему больше был склонен – общественной работой. Пришлось переехать в деревню из большого села, ещё тут жила эта Полякова, сука белобрысая, которая его отшила в школе, в старших классах.

Предпочла ему этого дуболома, Ваньку Потапова. Могла бы и кого поперспективней выбрать, за ней половина старших классов ухлестывало. И ему от Ваньки пару раз перепадало, по делу, но чувствительно, поэтому аж зубы скрипели и эмаль осыпалась, когда видел их вместе. Хотя в свете того, что Ванька, как и весь привычный мир канули в неизвестность, появлялась призрачная надежда на то, что Ксюша всё таки наконец-то обратит на него внимание и оценит по достоинству. Тут он снова заворочался, с тоской понимая, что нет – не оценит. Надо себя как-то проявлять, как вчера говорили – в новой парадигме.

То есть – работать, как ломовая лошадь, без перспектив, без благ исчезнувшей цивилизации, без достойного вознаграждения, без каких либо перспектив. Он и так выживал в этом селе на грани отчаяния, домик покосившийся, который ему выделили – он ненавидел всеми фибрами души. Как представлял, что впереди зима, надо топить печку, морозить жопу в уличном толчке – так выть хотелось и раньше, теперь же, без электричества – даже представлять такое не хотелось.

Раньше то хоть была перспектива вырваться, продвинуться наверх, пойти по партийной линии, теперь же всё, аллес. Везде такая же жопа, если не хуже, тут хоть какие-то осколки потерянной цивилизации. Хотя что ему достанется из остатков этой цивилизации и какое его место в иерархической пирамиде – Никита иллюзий не питал. Его и до переноса то никто всерьёз не принимал, глупо было думать, что сейчас что-то изменится.

Это если плыть по течению и цепляться за то, что уже не вернется, другое время – другие возможности. Надо просто проявлять инициативу и быть полезным. Ещё не вечер, всё только начинается!

И Никита привел себя в порядок, дождался восьми часов и пошел в народ, нарабатывать актив, общаясь с электоратом и стараясь понять настроения и чаяния людские. К обеду он вернулся в ненавистный домик, морально и физически вымотанный, рази три его послали прямым текстом, чтоб не лез в душу и не мешал, зато два раза покормили (народ у нас убогих привечает).

Внутри у Никиты теплилась надежда, что свет в конце тоннеля всё таки горит, а под ремнём штанов, врезаясь в живот – лежал коварно украденный у соседского школьника учебник «История России. 8 класс. Конец XVII-XVIII века» под редакцией Андреева, Амосовой и Ляшенко…

Примечания:

Балаган* – временное жилище в лесу, от шалаша до более основательных сооружений, закрытых берестой, лапником и с лежанками внутри.

(9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.

Пробуждение Егора тоже нельзя было назвать безоблачным, первой мыслью было: ректификат без голов и хвостов – это хорошо, но меру знать надо. Потом, уже на кухне, приникнув к ковшу с водой, он вспомнил свой вчерашний заход к соседке и c чувством высказался вслух: «Стыд, позор и срам божий! Как дальше жить!?» Но так как жить дальше как-то надо было – он стал жить.

Растопил печку по летнему, вытащив вьюшку, чтоб не устраивать дома сауну, а просто вскипятить воды, заварить мешанку проглотам, себе кофе. Надо было и чего поесть сварить, но пока мысли о еде вызывали тошноту. Так он проколготился пару часов, и в начале девятого уже собрался выгонять гусей на пруд, как зашла ехидно улыбающаяся Ксюша: «Здорова, кобелина, не спится? А я вон тебе шурпы принесла, острой, мама с утра отцу варила, он тоже вчера на автопилоте пришел.»

Егор, пряча глаза и не зная, куда девать руки, принял литровую горячую банку.

– Да ты ешь давай, пока горячее. Я и хлеба тебе принесла, хлеба то тоже нет? И не будет, мама сама испекла. Всё, не привезут больше хлеба… Егор, да ты что сегодня с утра скромный такой, не узнать!? – уже откровенно издевалась улыбающаяся Ксюха.

Тут он понял, что ничего такого непоправимого вчера не сделал, успокоился и сел хлебать принесенную шурпу, налив ей кофе

– Будешь сегодня генератор запускать? – Деловито поинтересовалась Ксюша.

– Надо, – вздохнул он, – часа четыре, а то и больше гонять придется. Брагу перегнать. Тебе ноут зарядить?

– Ага, ну и посижу, позалипаю, поищу, чего полезного есть из инфы. Музыку послушаю. Прикинь, Егор, всю жизнь мечтала вырваться из деревни, а сейчас в такую деревню жопную провалились, ни электричества, ни интернета.

– Не все доживут до зимы, – на автомате брякнул Егор, и заметив её округлившиеся глаза, добавил, – забей, это песня была такая.

– А она есть у тебя? Вечером поставишь?

– Есть, на компе, послушаем.

Забрав банку, она ушла домой, а он, проводил пернатых до пруда, вернулся домой, насобирал штук восемь разных банок, от полулитровых до трёхлитровок, помыл их, чтоб не позорится перед тетей Таней, достал из морозилки уже разморозившееся мясо и понес это всё к председателю. Как вчера и договаривались.

Делать нечего в селе… (9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.

Галка никогда не открывала свой магазин раньше десяти, она и в десять то открывала три раза в неделю, когда из сельской пекарни привозили хлеб и выпечку. Обычно появлялась там к двенадцати и торговала до шести-семи часов. Миллионов магазин не приносил, но был хорошим подспорьем к итак неплохому хозяйству – её отец (жили они рядом, два больших пятистенка, их с Лёхой и родительский – были объединены общим подворьем) держал пчёл, скотины полный двор, Лёха за весну-лето-осень хорошо получал как механизатор, помогал тестю, ещё дома нет-нет появлялась дичь и рыба. И Галка, которая так то была Галией, но её даже родители с детства Галкой звали – без дела сидела редко. Можно сказать, расторговываясь в магазине – она отдыхала, удовольствие получала точно.