Царь исчез в окне и тут же появился на ступеньках.

– Так, говоришь, не осел? Это ничего, остроумно.

Царь присаживается на ступеньку и снимает с головы корону, обнаружив при этом великолепную, прямо-таки царскую лысину.

– Жарко нынче в короне, - объясняет свои действия царь.
– И вообще без головного убора - это как-то здоровее для организма. А? Как ты находишь?

– Я не знаю.

– Не знаешь?
– засмеялся царь и смеялся долго, до слез.
– Это ничего, остроумно. Я вижу, с тобой не соскучишься. А это у тебя кто?
– царь хитро подмигнул: - Не осел?

– Да нет, это бычок.

– Не жареный, нет? Терпеть не могу бычков в сыром виде!

– Он не сырой, он живой!

Царь Горох гладит бычка по спине, треплет его за уши:

– Это он для себя живой, а для нас - просто сырой, верно?

Разговор принимает такой оборот, что я чувствую - надо скорей убираться. Но царь и не собирается нас отпускать, он только еще вошел во вкус разговора.

– Значит, ты так: из сказки в сказку? Вроде бы путешествуешь? Ну, это ничего: у меня полцарства ходит по миру. Перекатигорошки. А вот интересно знать: что ты скажешь о соловье-разбойнике?

Непонятно, почему он вспомнил о соловье? Наверно, потому, что тот тоже летает из сказки в сказку.

– О соловье я много могу рассказать. Это такая птица!

– Отлично сказано, - похвалил меня царь.
– Ну, вот и расскажи. Ты расскажи, а я послушаю - что за птица соловей-разбойник.

– А почему вы говорите, что он разбойник? Разве он что-нибудь натворил?

– Ну и шутник!
– рассмеялся царь.
– Ну и весельчак! Значит, ты не знаешь, разбойник он или нет?

Царь внезапно оборвал смех и сказал совершенно серьезно:

– Лисичка-сестричка съела братца-кролика. Братец-волк съел лисичку-сестричку. В такой обстановке нельзя забывать о соловье-разбойнике, нельзя закрывать на него глаза... Вот смеху-то!

Он опять смеялся, но я не мог забыть его серьезного выражения.

– Я не закрываю, - сказал я.
– Я, честное слово, не закрываю!

– Ну так как же?
– широко улыбнулся царь.
– Разбойник он или не разбойник?

"Аты, баты, три рубля", - звучит у меня в голове. Я пытаюсь отделаться от этой фразы, но она все звучит и звучит, и, запутавшись окончательно, превращается в нечто совершенно нелепое: "А тебя-то - труляля!" Кого это тебя? Моего бычка? Соловья? Или, быть может, царевну Несмеяну?

Аты, баты, три рубля, а тебя-то труляля! Вот так, когда нужно найти слова, никогда их не находишь.

– Разбойник, - говорю я и, чувствуя, что это совсем не то, добавляю: Подумать только, такой соловей - и такой разбойник! А на вид - маленькая, неприметная птичка...

– Постой, постой - ты о ком говоришь? Соловей-разбойник не птичка, а великан, настоящее чудовище...
– Он помолчал и вдруг - словно что-то вспомнил: - А эта... птичка соловей?.. Значит, она тоже разбойник?

"Какой же она разбойник?" - хотел я сказать, но посмотрел на него и опять растерял все слова. Я смотрю на царя Гороха, и мне хочется закрыть глаза, но я вспоминаю, что их нельзя, нельзя, нельзя закрывать... И опять получается труляля.

– Разбойник, - говорю я, - разбойник.

– Ну, ты молодец!
– засмеялся царь.
– Балагур! Рубаха-парень! Эй! крикнул он, надевая свою корону.
– Разыскать соловья!
– и продолжал, обращаясь ко мне: - Так, говоришь, не осел? Это ничего, остроумно!

Я стал собираться, но он опять меня удержал:

– Ты веселый парень, и я тебя за это люблю. А этих, горошков, я не люблю, потому что они все какие-то невеселые. Тоже - придумали: хорошо смеется тот, кто смеется последним. А кто будет первым, я тебя спрашиваю? Я-то сам, конечно, стараюсь. И я, и мои министры. Эй!
– крикнул царь, и министры появились в окне, весело гогоча.
– Вот видишь, делаем все, что можем.

Царь Горох сел поплотней, и снял с головы корону.

– А сам-то откуда?

– Из сказки про белого бычка.

– Ну и как там? Что слышно? Какие новости?

– Рассказать вам сказку про белого бычка?

– Валяй, выкладывай!

– Вы говорите - выкладывай, я говорю - выкладывай. Рассказать вам сказку про белого бычка?

– Ничего, - одобрительно хмыкнул царь, - остроумно придумано.

– Вы говорите - придумано, я говорю - придумано. Рассказать вам сказку про белого бычка?

Тут к царю подбежал министр:

– Ваше величество! Несмеяна смеется!

Видно, все же мой прутик подействовал.

– Смеется?
– спросил царь, уже не смеясь, а, наоборот, очень серьезно.
– И как же она смеется? От души?

– Сейчас уточним, ваше величество!

– Уточните!
– коротко приказал царь. И повернулся ко мне с прежней улыбкой: - Так про какого ты говорил бычка? Про этого, черного?

– Вы говорите черного, я говорю - черного...

– Так, говоришь, он черный?
– перебил меня царь Горох.
– То-то я смотрю - темная личность...