Сижу я и думаю: почему так? Я сколько летаю, а все одинаковый: что там, в небе, что здесь, на земле. Да если б меня так все время то сжимало, то раздувало, я б давно лапки откинул, дал дубаря. А мы не ценим. Своего не ценим. Все на чужое заглядываемся. А на что заглядываться? У них только успевай сжиматься да раздуваться...

Так я, значит, думаю, пока на аэродроме сижу. И вдруг слышу:

– Пассажир Чижик, вылетающий до Харькова! Подойдите ко второму окошку.

Опять, думаю, Чижик куда-то летит, опять ему у нас не нравится. Раньше он все на юг улетал, а теперь почему-то в Харьков. Интересно узнать, что у него там в Харькове. И почему его ко второму окошку подзывают.

Заглянул, а это не Чижик. Другой. Просто такая фамилия.

И стоит этот другой по фамилии Чижик у второго окошка, а ему говорят:

– Сегодня не полетите.

И он, представьте себе, не летит.

Да если бы мне сказали: "Зяблик, ты сегодня не полетишь"... Я бы им в глаза рассмеялся.

А этот не смеется.

– Мне, - говорит, - на работу.
– И так жалко заглядывает в глаза.

Слыхали? На работу! Пусть бы мне кто-то сказал, что мне нужно на работу, пусть бы сказал...

А мы - недовольны.

Нет, надо нам устроить аэродром. И чтоб каждого подзывали к окошку и говорили, кто полетит, а кто не полетит. И куда полетит, чтоб говорили, а не так - кому куда вздумается. И чтоб нас все время то сжимало, то раздувало, то сжимало, то раздувало...

Вот тогда бы мы были довольны. Всем довольны. И Чижик наш никуда бы не улетал, а сидел на месте, как этот, из Харькова.

1982

ТРИ ЖИЗНИ

(Рассказ кролика)

У нас на последнем общем собрании выгнали волка из хищных. В травоядные перевели. За превышение полномочий.

Выгоняли единогласно, при одном воздержавшемся.

Бык воздержался:

– Он, - говорит, - у нас всю траву сожрет.

Записали мнение быка в протокол, чтоб ему при случае вспомнить. А волка перевели в травоядные.

Травы в этом году уродили высокие, но волка, известно, сколько ни корми... В хищных привык, не хочется ему в травоядные.

– Будешь огрызаться, - сказали, - еще дальше переведем. В грызуны.

Тут, конечно, я взял слово для справки.

– Почему, - говорю, - в грызуны - это дальше? Мы в грызунах всю жизнь, и нам, может, неприятно, что паша жизнь для кого-то наказание.

– Плохо, когда своя жизнь наказание...

Записали и эту реплику быка.

Однако все же вынесли на обсуждение вопрос: какая жизнь может служить наказанием? У хищных своя жизнь, у травоядных своя, ну, и у грызунов своя, естественно. Если их между собой сравнивать, то, возможно, одна перед другой проиграет, но если не сравнивать, то вполне можно жить.

Проголосовали единогласно: не сравнивать.

Жить, но не сравнивать. Чтоб можно было жить.

– Ну, если не сравнивать, так он у нас точно траву сожрет!

Это сказал бык. Будто специально для протокола.

1979

ПРОБЛЕМЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Когда вырубили лес, не стало прежней дремучести и самые дикие помаленьку цивилизовались. Бросили эту привычку глазами вращать да зубами щелкать друг на друга, поскольку каждый теперь на виду и никуда от народа не спрячешься.

И образ жизни другой. Вместо того, чтоб гонять по лесу, высунув язык, каждый культурно зарабатывает средства на пропитание. Медведь с деревьев шишки трясет, Заяц качает мед, а Белочка сажает капусту. А потом вся эта продукция поступает в магазин, где каждый в порядке очереди покупает, что ему надо. Заяц капусту. Медведь мед, а Белочка сосновую шишечку.

Очередь сближает. Даже самые чужие и незнакомые в очереди, как родные, жмутся друг к другу. И нервную систему укрепляет очередь: кто в ней выстоит, выстоит всюду.

В одном магазине постоишь - в другой побежишь, чтоб успеть до закрытия. Постоишь - побежишь - постоишь - побежишь... Дикого зверя ноги кормят, но они, оказывается, кормят и цивилизованного.

И это уже непонятно: почему так? Раньше, когда каждый добывал себе пропитание, это избавляло его от необходимости ходить на работу. Потом, когда стали ходить на работу, это избавило от необходимости добывать пропитание. А если и работать и добывать... Целый день работать, а потом бегать добывать...

И никуда от этих проблем не спрячешься: леса нет.

1985

КОСТЕР В ЛЕСУ

Костер угасал. В нем едва теплилась жизнь, он чувствовал, что и часа не пройдет, как от него останется горстка пепла. Он слабо потрескивал, взывая о помощи, и Ручей, пробегавший мимо, участливо спросил:

– Вам воды?

Костер зашипел от бессильной злости: ему не хватало только воды в его положении! Ручей прожурчал какие-то извинения и заспешил прочь.

И тогда над угасающим Костром склонились кусты. Ни слова не говоря, они протянули ему свои ветки.