Гамильтон Дональд
Шрифт:
— Держи его на мушке, — попросил он напарника, — пока мы не выедем из города, а уж там я им займусь по-настоящему.
Они стали конвоировать меня к оставленной на стоянке машине. Уже давно было совсем светло, и я сбился со счету, пытаясь припомнить, сколько часов уже не спал. Невадское солнце немилосердно припекало, и сухой жар волнами вздымался с раскалившегося асфальта. По улице брели случайные прохожие, на стоянке же не было ни души. Завсегдтаи этого заведения, заполнявшие прошлой ночью ресторан и игральные комнаты, теперь явно наверстывали упущенное и отсыпались. Что ж, мне это было только на руку, поскольку я не хотел, чтобы нам помешали. Я дождался, пока Тони довел меня до “крайслера”, и уж там, наконец, разделался с ними.
До сих пор я был пай-мальчиком, и Тони не мог пожаловаться на мое плохое поведение. Так что шел он довольный, расслабленный, едва ли не мурлыкая себе под нос. Я схватил его за руку и провел чистый бросок в классическом стиле, лишь в самом конце резко переломив его руку о свое колено. Тони дико заверещал, потом ударился головой об асфальт и затих. Да, Тони и впрямь крепко досталось — я даже немного ему посочувствовал. В конце концов, он был отнюдь не худшим среди остальных.
Пистолет выпал из руки бесчувственного Тони и отлетел под машину. Меня это вполне устроило, поскольку “пушка” гангстера была мне ни к чему. С Рики-Ножом я рассчитывал управиться иным, менее шумным способом.
Рики уже открывал дверцу “крайслера”. На крик Тони он обернулся и на миг остолбенел: потом, когда он вдруг осознал, что остался один, его лицо приняло комично-оторопелое выражение. Правда, следует отдать должное Рики: нож он выхватил сразу, не мешкая. Нажал на кнопку, и перед моими глазами сверкнул длинный тонкий клинок.
— Ладно, гад, — прошипел Рики уже привычным для меня угрожающим тоном. — Раз ты хочешь умереть здесь, будь по-твоему. Сейчас ты пожалеешь, что родился на свет.
И он двинулся вперед. Я вытащил руку из кармана и чуть повернул запястье — при этом из моего золингеновского ножичка выскакивает лезвие, если держать его хорошо смазанным и знать, куда нажимать. Проще, конечно, раскрывать нож двумя руками, но тогда это не производит такого впечатления. Глаза Рики испуганно расширились, и он замер на месте. На такой оборот он явно не рассчитывал. Он привык, что жертвы при виде его стилета бледнеют от страха и улепетывают со всех ног; он совершенно не ожидал, что жертва сама выхватит нож.
Преодолев первый испуг, Рики разглядел, что лезвие моего ножа существенно уступает по длине клинку его стилета, тут же заметно приободрился и возобновил натиск. Сперва я хотел было чуть поиграть с ним, но потом вспомнил про жару, недостаток сна и усталость и передумал. Поэтому, легко поднырнув под его неуклюжий замах, я крепко стиснул левой рукой его правое запястье и сделал аккуратный хирургический надрез. Стилет выпал из руки Рики. Теперь и ему и Тони придется некоторое время обходиться только левой рукой. А может, и всегда.
Рики попятился, крепко прижимая к груди изувеченную конечность, из которой хлестала кровь.
Я сказал ему:
— Наложи быстрее турникет, не то истечешь до смерти.
Потом наступил ногой на клинок стилета, рывком переломил его у черенка, подобрал обломки и швырнул их Рики.
— Чем дешевле подонок, тем длиннее нож, — презрительно бросил я.
Затем отвернулся и зашагал прочь. Прежде чем спрятать ножичек в карман, я аккуратно вытер окровавленное лезвие носовым платком. Приподняв голову, я заметил, что из-за угла вылетел знакомый открытый “мерседес” и плавно развернулся, Я остановился. “Мерседес” подкатил ко мне, и Мойра распахнула правую дверцу.
— Быстро залезай!
— А что за спешка? — озадаченно поинтересовался я, имея в виду, что мы и так провели с ней целую ночь, а я всего лишь простой смертный.
Мойра удивленно посмотрела на меня, потом перевела взгляд на ножичек и на запятнанный кровью носовой платок. И только тогда заметила распростертое тело Тони и привалившегося к “крайслеру” Рики, который все еще прижимал к груди залитую кровью руку.
— Черт побери! — взорвалась Мойра. — Хватит выпендриваться! Полезай в машину, пока никого больше нет.
Я повиновался. “Мерседес” резво развернулся и понесся прочь.
— Ты... с тобой все в порядке? — спросила она, глядя перед собой.
— Да.
— Что они хотели тебе сделать?
— По-моему, помимо всего прочего, упоминалась кастрация.
Мойра судорожно сглотнула.
— Ублюдки! Господи, до чего же они способны докатиться! — Чуть помолчав, она заключила: — Впрочем, если ты будешь продолжать в том же духе, то скоро сам это узнаешь.
По ее мимолетному испуганному взгляду я догадался, о чем она думает. Она оставила меня у своего отца пленником, а тут я — разгуливаю на свободе.
Я ответил:
— Не беспокойся. Мойра. С твоим отцом ничего не случилось.
— Разве я тебя о нем спрашивала? Какое мне до него дело?
— Сама говорила: каким бы он ни был, он все-таки твой отец.
Она хотела было дать мне резкую отповедь, но передумала и со вздохом произнесла:
— Да, ты прав. Все-таки общая кровь что-то значит. Кто бы мог подумать! Я бы и в самом деле была не в своей тарелке, если бы ты...
Она замялась, посмотрела на меня и вдруг круто сменила пластинку: