— Прости, я не могу, — тихо произнес он.

Повисло долгое молчание, сдавило от боли грудь, а в глазах снова появились слезы. Мила почувствовала себя до того разбитой, что ей захотелось провалиться сквозь землю. Она глубоко вздохнула и взглянула на него.

— Я тебе не нравлюсь, да? — нарушила она тишину. — Это все из-за моих неаккуратных кос? Я знаю, что у меня они некрасивые. Или, быть может, все потому, что я люблю игрушки? Ты же мне поэтому говорил повзрослеть, ты считаешь меня ребенком? А может, потому что я такая стеснительная? Конечно, какому же мужчине нужна такая, как я? Так еще и этот проклятый ельник за мной гонится…

— Милослава, — осторожно перебил ее Иномир, — дело совсем не в этом.

— Нет, я знаю, в чем дело. — Она утерла слезы и попятилась назад. — Дело во мне. И пожалуйста, давай больше никогда об этом не будем говорить.

Мила быстро развернулась и со всех ног побежала во дворец. Иномир сказал ей что-то вслед, но она и не думала останавливаться. Нашла самый темный угол в длинных коридорах, опустилась на колени и схватилась за грудь.

— Почему же так больно? — заплакала она. — Лучше бы я утонула в том озере и никогда бы тебя не знала.

Иномиру снился просторный луг, залитый летним солнцем. Он лежал в высокой траве, прикрыв глаза, а его голова покоилась на коленях у девушки. Нежные руки гладили его по волосам, и ему было так хорошо, так спокойно, как никогда прежде.

— Да, наверное, все же они медные, — послышался звонкий голосок.

Иномир распахнул глаза и увидел над собой Милу. Ее распущенные волосы развевались на теплом ветру. На голове лежал большой венок из полевых цветов, а на губах светилась ласковая улыбка.

— Я про твои кудри говорю, — продолжила она, запуская пальцы в его волосы.

— Ты на меня больше не злишься?

— А на что мне злиться? — Она нежно провела ладонями по его лицу. — Ты же такой хороший.

— Хороший, — повторил он и прикрыл глаза.

Его больше не мучили муки совести, на душе потеплело, и Иномир стал наслаждаться заботливыми руками, которые то гладили, то легко касались, будто играя. Вдруг ее волосы щекотно дотронулись его щеки — Мила склонялась все ниже и ниже. Он улыбнулся и замер в ожидании поцелуя, но вместо теплого касания ощутил, как на него закапала ледяная вода, а ласковые ладони резко похолодели. Иномир распахнул глаза и увидел над собой вместо Милы изуродованное лицо утопленницы. С ее распухшего языка стекала черная зловонная вода. Посиневшая кожа кусками слезла, оголяя белые кости черепа. На месте носа зияла черная дыра с застрявшими длинными водорослями. Иномир вскочил на ноги и принялся вытираться рукавом. Только никак не мог избавиться от тошнотворного запаха разложившейся плоти.

— Что тебе от меня надо? — грубо спросил он.

Но девушка молчала, лишь смотрела на него своими белесыми глазами. Ее челюсть затрещала, страшный рот открылся, и в следующее мгновение раздался невыносимый вопль. Он прикрыл уши и увидел, как из земли начали прорастать черные корни. Но когда Иномир потянулся к мечу, тот рассыпался у него в руках.

Завыл порывистый ветер, девушка поднялась в воздух и кинулась на него. Сквозь сон послышался громкий хлопок.

— Я не виноват! — воскликнул Иномир, вскакивая на своей постели.

Сердце от неожиданности застучало, под рубашку неприятно задувал вечерний прохладный ветер. Уже вовсю наступила осень, и ему пора было думать, что же делать дальше. С князем он давно поговорил и все ждал от него ответа, что же тот решит по поводу голода, который мучил его народ на севере. А других дел во дворце у Иномира не было — только спать, не глядя на день и ночь. Вот и сейчас: заснул после обеда и проспал до самого вечера.

Он постарался перевести дух от пережитого кошмара и огляделся. В его небольшой комнате было совсем немного мебели: одна кровать стояла в углу, а напротив — невысокий стол с глиняным графином.

Иномир опустил ноги на холодный дощатый пол, встал с кровати и подошел к болтающимся ставням. Хотел их уже закрыть, как внизу, во дворе, под яблонями, увидел Милу. На ветках висели красные яблоки, листья пожелтели, все вокруг было в тени пасмурных сумерек. Прошло уже так много времени: сбор урожая подошел к концу, небо все чаще проливалось дождем, а Мила с ним все так и не разговаривала. Поначалу он подходил, пытался помириться, но она только быстро отводила взгляд и убегала по какому-нибудь срочному поручению. Застать ее, как сейчас, без дела, было редкостью…

— Вы посмотрите, — ухмыльнулся Иномир, наблюдая за ней.

Мила поднималась на носочки, вытягивалась к высоким веткам и срывала красные яблоки. Осторожно озиралась и прятала их в передник.

Иномир тихо засмеялся, но вдруг на душе стало так тяжело. Он отвернулся от окна и подошел к столу. Поднял глиняный кувшин, налил в кружку воды, и поставил его с грохотом обратно.

— Нет, пора уходить, — произнес Иномир, отпив воды, и взгляд упал на вещевой мешок под кроватью.

Иномир присел на край тюфяка и достал дорожную одежду. Долго на нее смотрел и все не решался. Но, в конце концов, надел холщовую рубаху, повязал ее поясом и накинул теплый, подбитый мехом плащ, который часто давал Миле в дороге. С силой влез в высокие сапоги и взъерошил волосы. На голову не стал ничего надевать. Взял мешок с вещами и еще раз оглядел комнату: на крючке остался висеть красный парадный кафтан. Теперь навряд ли придется когда-нибудь его надеть.