Академик повернулся ко мне. На лице — дружелюбная улыбка. Стройный, подтянутый и корректный, он нисколько не походил на прежнего Спотыкаева.

— А теперь, Сережа, спустимся вниз. Нас ждут в Малом зале.

Гравибалкон снизился до уровня десятого этажа, подплыл к раскрытой двери, состыковался со стенами двора и стал обычным балконом.

В Малом зале на предварительное обсуждение «Парадокса Странника» собралась группа ученых во главе с председателем Солнечного Совета академиком Фирсановым.

Сначала выступали социологи. По их мнению, так называемая Электронная гармония отдаленно напоминала сплав тоталитарных режимов Западной Европы, Азии и Америки, существовавших в середине и конце двадцатого века. Но очень своеобразный сплав, развивающийся в условиях высокого технического потенциала. «Технотронный век», «общество потребителей и массового сознания», «научно-технический прогресс в условиях этатизма», — так говорили социологи. Случилось то, что и должно было случиться: функции тоталитарного государства были переданы электронному супергороду-автомату, который вышел из-под власти людей и стал независимой, саморазвивающейся субстанцией. Именно в этом надо искать разгадку последовавшей затем Вечной гармонии.

Все утверждали, что Скиталец, то есть я, побывал не на Земле будущего, а на совсем другой планете.

— Но где? На какой? — вырвалось у меня.

— На это, Сережа, ответить потруднее, — сказал Спотыкаев, положив руку на мое плечо. Затем встал и обратился ко всем:

— Да, это главный вопрос. Ответить на него мы сейчас не в состоянии. Разгадку можно искать отчасти в капсуле, в которой Сергей Волошин совершил рейды во времени. И, думаю, не только во времени… Тахионно-фотонная капсула, — продолжал академик, — чудо корпускулярно-волновой микротехники. Исследовать ее пока невозможно, потому что запрограммирована на индивидуальное биополе Волошина. Но принцип работы капсулы нам известен. По этому принципу мы строим гиперлеты и скоро создадим первый гиперзвездолет. Предположим, что вот сейчас у Волошина появится его индивидуальный энергопояс. Нажим переключателя, и пояс развертывается в капсулу. Сначала она состоит только из фотонного поля, и мы еще видим Волошина — он еще наш, в нашем «фотонном» континууме. Но вот в фотонное поле вплетаются нити тахионного излучения, и пассажир вместе с капсулой для нас исчезает. Сам Волошин еще видит нас, точнее — наше вторичное фотонное изображение, ибо попадает в несовмещенное время. Затем, по мере обогащения тахионами, капсула все глубже погружается в вакуум, то есть в нуль-континуум, или иначе в гиперпространство. А эта не наблюдаемая нами область мироздания обладает удивительными свойствами. Здесь нет ни пространства, ни времени в привычном понимании этих слов. В приграничных областях время может идти в разных направлениях и с разной, иногда стремительной скоростью. Если капсула запрограммирована на полет в прошлое, то она попадает в ту область нуль-континуума, где время течет вспять, от будущего к прошлому. Образно говоря, капсула подхватывается встречной рекой времени, которая и выносит путешественника в другую эпоху. Наши гиперлеты тоже просачиваются в гиперпространство, в вакуум. Но они способны мгновенно перемещаться только в пространстве и никак не реагируют на потоки времени. Почему? Да потому, что мы можем поддерживать тахионно-фотонное поле, лишь пропитав им вещество — молекулярную гиперпленку. А в Вечной гармонии создано нечто принципиально новое, гиперлет так же отличается от загадочной капсулы, как телега наших предков от ионной ракеты.

— Не обидно ли для нас? Не слишком ли сильное сравнение? — спросил кто-то.

— Может быть, — согласился Спотыкаев. — Но этим сравнением хочу подчеркнуть, что мы пока не знаем, как подступиться к созданию частого тахионно-фотонного поля. В неведомой Вечной гармонии такое поле создано. Но я сильно подозреваю, что обитатели Вечной гармонии сами находятся в качественно ином, чем мы, физическом состоянии.

— Покойники? — с улыбкой спросил председательствующий Фирсанов.

— Может быть, и покойники, — серьезно ответил Спотыкаев. — Сведениям Сергея Волошина, хотя и очень скудным, мы обязаны верить. А расшифрованные доктором Рушем энграммы говорят сами за себя. Но мертвецы, конечно, создать ничего не могут. Таинственный Диктатор, которого называют Сатаной и который управляет мертвецами, — вот творец капсулы… Все дело в Сатане, — так под смех зала закончил Спотыкаев. Не смеялся лишь академик Фирсанов.

— Ясно одно: нашим ученым ничего не ясно, — хмуро сказал он. — Боюсь, что совещание на этот раз бесплодно. Ни одной гипотезы. Даже явно ошибочной, но способной зажечь воображение…

Я снова поселился в хижине. В мое отсутствие Орион и Патрик кое-что переделали. Вместо старого колченогого стола у окна белеет новый. Но не современный пластиковый, а дощатый, сколоченный с нарочитой грубостью, чтобы не нарушать гармонию старины. Рукопись на прежнем месте. В темном углу справа тускло поблескивает небольшой экран всепланетной связи. Теперь могу включить любой концертный зал или стадион, вызвать любого человека.

На чисто прибранных полках — пакеты с консервированными продуктами. Таня похозяйничала, думаю я, и стараюсь поскорее подавить вспыхнувшее теплое чувство. Правда, недавно я почти объяснился в любви. Почти… Но нет! Романтические увлечения не для меня. Я должен вернуться в мир Элоры, Актиния и Тибора и выполнить там приказ капитана. Чтобы реже встречаться с Таней, я ссылался на совет доктора Руша: отдых и уединение. На весь день уходил из хижины. Брал с собой этюдник, краски, кисти и долго бродил в поисках подходящего уголка.

Я забывал обо всем, растворяясь в окружающем мире. Под ногами колыхались утренние, стеклянные от росы травы, вверху лениво плыли облака. Обрызганные солнечными бликами, тонко и чуть заунывно пели сосны, будто струны звенели в их рыжих стволах. Наконец нашел то, что искал. Начал рисовать пейзаж в манере Куинжи: негустую рощу, напоенную светом.

Когда уставал от буйства красок, оставлял этюдник на месте и шел обедать в ближайший небольшой город. В мое время его называли бы городом металлургов. Гигантский металлургический комплекс растянулся на километры в глубоких и безлюдных подземных лабиринтах.

После обеда возвращался к этюднику, а к концу дня был уже в хижине. Включал экран. Сегодня передавали последние приготовления к старту гиперкрейсера «Лебедь». Завтра он отправится в первый и опасный экспериментальный гиперполет к созвездию Лебедя. В вакууме он почти мгновенно преодолеет расстояние во много световых лет и вернется на Землю через месяц без всяких релятивистских фокусов со временем.

Затем смотрел фильмы. Сначала они меня удивляли: при общем оптимистическом тоне в фильмах было немало драматизма и трагических ситуаций. Нет, я попал не в Аркадию, не в страну блаженных улыбок и песнопений. Люди понимали счастье как вечную неудовлетворенность и вечное движение вперед, полное радости и горя, побед и поражений. В каком-то смысле покинутая мной Электронная гармония была чуть ли не идеалом «благополучия». Но это довольство нерассуждающего стада, электронная Нирвана…