— Мы не поговорим сегодня?

— Не знаю.

Вероятно, у Мити был очень озадаченный вид. Горбунов смотрел на него сочувственно.

— Как же так…

— А вот так — не знаю. Разве у нас был назначен разговор?

— По-моему, да.

— По-вашему? Не помните — в котором часу?

— Если не ошибаюсь, на одиннадцать.

— А точнее?

— Точнее? По-моему, это точно.

— Значит, на одиннадцать ноль-ноль. А сейчас сколько?

Наконец-то Митя уразумел. Виновато улыбаясь, он пробормотал:

— Одиннадцать ноль-семь.

— Ваши спешат — ноль-шесть. Зато вы, как видно, спешить не любите.

Митя безмолвствовал.

— Прошу усвоить — у нас на лодке одиннадцать часов — это не «что-нибудь вроде одиннадцати» и не «часиков этак в одиннадцать», а одиннадцать ноль-ноль. Вы готовы?

— Да.

— Хорошо, пойдемте.

Начали с первого отсека. Новый помощник с такой хозяйской уверенностью открывал тугие крышки торпедных аппаратов, так ловко и непринужденно пересказывал слышанное вчера от Каюрова, что Горбунов начал оттаивать. Он молча кивал головой и, хотя ни разу не улыбнулся, хмуриться перестал. Торпедисты помалкивали, но по глазам Филаретова Митя видел, что все обстоит самым лучшим образом.

Второй отсек был жилой и мало беспокоил Туровцева. Кроме поста гидроакустики, здесь почти не было механизмов, и Митя был уверен, что командир не задерживаясь устремится в центральный пост. Но Горбунов рассудил иначе. Войдя в отсек, он сел на койку и расстегнул реглан. Акустика Олешкевича, возившегося за своей перегородкой, он сразу же выслал из отсека. Это было досадно — гидроакустику Митя знал хорошо.

— Так, — сказал Горбунов. — Давайте посмотрим батареи.

Митя почесал в затылке. Первая группа батарей помещалась у них под ногами, в так называемой аккумуляторной яме. Делать было нечего — Митя присел на корточки и пыхтя отогнул тяжелый резиновый мат. Обнажилась стальная крышка. Все попытки приподнять крышку кончились неудачей, скользкий металл не поддавался. Митя пыхтел, потел. Горбунов сидел молча. Он не ворчал и не торопил, но, как видно, не собирался прийти на помощь. Митя занервничал, заспешил и в результате до крови ссадил палец. Сунув палец в рот, он искоса поглядел на Горбунова. Ему хотелось, чтоб командир посочувствовал, на самый худой конец — посмеялся. Но Горбунов не смеялся. Он смотрел на часы.

Тогда Митя разъярился: «Что я ему — мальчишка? Для потехи дался?» От злости он перестал суетиться и легко проник в нехитрый секрет. Отвалив крышку, он поднялся на ноги и поглядел на Горбунова с вызовом.

Горбунов вызова не заметил.

— Три минуты пятьдесят шесть секунд, — сказал он почти добродушно. — Многовато. — Затем понюхал воздух: — Чуете?

Из ямы потянуло хлором, у Мити сразу запершило в горле.

— Что будем делать?

— Чистить баки, менять электролит.

— Ладно. Закройте.

Не вставая с койки, Горбунов просунул руку в щель между коечной сеткой и корпусом лодки и извлек оттуда кучу сального тряпья.

— Это что такое?

Выключатель освещения оказался разболтанным, а верхний плафон — с трещиной. В железной коробке для патронов регенерации командир обнаружил вмятину, краска облупилась, и металл покрылся окисью. Но неприятнее всего получилось с полочкой. Обыкновенная книжная полочка из полированной сосны. Вчера, проходя по отсеку, Митя взглянул на потрепанные корешки, потер пальцем позеленевшую головку шурупа и счел свою миссию оконченной.

— В чьем заведовании находится полка? — спросил командир своим обманчиво безразличным тоном.

Митя промолчал. Ему и в голову не приходило, что полкой кто-то заведует.

— Полкой ведает краснофлотец Олешкевич. У вас к нему нет претензий?

— Пока нет.

— А у меня есть.

Горбунов потянул к себе перекладину, запиравшую полку на манер амбарной слеги, и она легко отошла вместе со скобой. Шурупы выскочили и покатились.

— При качке в один балл, — бесстрастно сказал Горбунов, — вся эта художественная литература свалится нам на голову.

Митя безмолвствовал.

— А ведь я вам говорил об этой полке. Помните?

Митя с сокрушением признал, что помнит.

— Надо записывать.

— Я записываю.

— Покажите.

Пока Горбунов рассматривал записную книжку, Митя жарился на медленном огне. Командир читал, морща лоб и так внимательно, что это походило на издевку.

«Черт дернул меня связаться с этим инквизитором, — думал Митя. — Душу вытянул».

— А вот это здоровая мысль, — сказал Горбунов, расправив морщины. — Коробку надо перенести, все стукаются о нее головами. Наверное, и вы стукнулись? — Митя непроизвольно поднес руку ко лбу, и Горбунов захохотал, довольный, что угадал. — Вот то-то и оно. Большинство разумных мыслей приходит в голову только после того, как стукнешься о что-нибудь твердое.

Митя был покорён. Вместо того чтоб изругать, командир терпеливо разбирал его возмутительные закорючки и даже нашел в них нечто достойное похвалы.

«Какое счастье, что я на двести второй», — подумал он.

— Так вот, — сказал Горбунов, возвращая книжку. — Все это никуда не годится, через неделю вы сами не сможете расшифровать вашу клинопись. Я вам сказал, где можно купить хороший блокнот. Вы были в городе?

— Был. (Митя не решился солгать.)

— Почему же не купили?

— Я был поздно.