Завадский захлопнул крышку часов, облокотился о мешок. – Пятнадцатая седмица. День в запасе. День в за-па-се...

Миновали березовую рощу, задул ветер. Завадский повернулся набок, скрестил на груди руки, отяжелевшая голова легла на мешок. Перед глазами проплывали деревца и кустарники чахлого перелеска. Как же медленно… Почти пешком. Завадский зевнул и вдруг увидел между деревьями невысокую фигурку. Сначала подумал было – зверь, но поднимать голову было лень. Фигурка не двигалась. Он напряг зрение, присмотрелся и увидел, что это карлик, но довольно странный – с огромной, величиною почти с туловище треугольной головой и длинными тоненькими ручками до колен. Человек ли это? Быть может, статуя божка местных аборигенов? Телега как бы огибала его по окружности с полусотметровым радиусом. «Статуя» вдруг засеменила в направлении телеги. Двигался карлик столь стремительно и при этом неестественно – будто фанерная ростовая мишень на стрельбище, что выглядело это жутковато. Тут уже надо было поднимать голову, но она перестала подчиняться. Карлик был уже вблизи, и Завадский увидел, что семенит он по траве, быстро-быстро переставляя свои маленькие ножки в крохотных ботиночках с пряжками. Его треугольная голова будто солнце в час великого апокалипсиса, заслонила собою все – страшная, коричневая с желтыми скошенными к носу глазами. Существо парило перед телегой. Завадский до смерти перепугался, открыл рот и закричал что было сил, но крик сожрала глухая, плотная и душная тишина. Он просто открывал рот, как рыба. Космическая тишина царила кругом на долгие бесконечные миллиарды километров и лет. Карлик протянул руку, устремив двадцатисантиметровый палец к лицу Завадского и в это мгновение шум ворвался в пространство, как вода из разрушенной дамбы.

Позади спорили Антон с Данилой, телега громыхала на кочках, пофыркивала лошадь. Никакой духоты, вакуумной тишины, никакого карлика…

Ветер гонял над полем первые осенние листочки.

Сон… Кошмар. Завадский вытер рукавом пот с лица.

– У паперти живучи слеп? Кто солому волок и дрова Вассиану? Не ты разве? – укорял Данилу Антон.

– На клырос да на покрытки!

– Зело глуп ты, Данило, яко дятел пестрый!

– Аз тебя пристегну! – Данила схватил плеть, соскочил с телеги, побежал на Антона, который любил ходить пешком.

– А поспешествует ли?

– Ну! – крикнул Завадский. – Уймитесь!

Данила обернулся, бросился к Завадскому. В глазах стояли слезы и виденное однажды – страх.

– Правда ли, брат Филипп?

– Что?

– Понеделью Вассиан соберет всех на огнеопальное причастие?

Завадский спрыгнул с телеги, посмотрел в спину едущему на первой Потехе – одному ему он не доверял.

– Ни кричи.

– Сказывай! – Данила схватил Завадского за рукав шелковой рубахи.

Завадский показал часы на цепочке.

– Мы успеем.

Данила замотал головой, перекрестился и оглядев всех бешеными глазами развернулся, собрался было бежать, но Завадский ухватил его за рубаху и будто по сигналу подскочил Антон.

– Пусти! – зарычал Данила, являя недюжинную силу.

– Говорю же – успеем! – прошипел ему в ухо Филипп.

– А ты о том ведал!

– И потому торопил тебя.

– Пустите, Христа ради!

– Куда ты собрался, Данила? Что задумал?

– Вернусь в скиты, челом бить буду пред владыкой! В ноги упаду.

– Вассиан задурманит тебе голову. Опутает лживыми речами. Да обвинит в ереси, что ты будто черт, который боится «причастия». Не хватало ему смутьянов.

– Правду Филипп сказывает. – Подтвердил Антон.

– Внегда сбегу! – Не унимался Данила. – Феодору и дите сымаю и в лесах спрячумси!

– Кто же тебя отпустит? – тихо сказал Филипп, обнимая Данилу одной рукой. – Как только ты вернешься в общину – навлечешь вопросы: почему вернулся, почему один. А псы Вассиана, завидев, что ты с семьей куда-то намылился, схватят тебя и доставят старику.

– Убо же делать, братцы?

Завадский поманил Антона и что-то зашептал обоим.

Обернувшийся с телеги Филин услышал только первую фразу:

– Перво-наперво добраться надо до острога…

Спустя сутки тревожного пути показался впереди, наконец, важный ориентир – Ачинский поворот и Завадский, тоже не совладав с нервами решил рискнуть и ради экономии времени поехать до острога по дороге. Так, всего через три часа, они бы встретились уже с Мартемьяном Захаровичем.

Поздно понял Завадский, что сам совершил то, от чего предостерегал Данилу – поддался порыву души, а не холодному разуму. Сначала туман соткал впереди на дороге двух всадников. Показалось – рейтары. Кони переминались с ноги на ноги. А потом всадники понеслись на них, набирая скорость.

– Тпру! – сообразил Потеха, потянувшись за дубинкой.

– Сар-р-р-р!!! – оглушило в правое ухо.

Самый быстрый – Данила прыгнуть было хотел, да вдруг слетел с телеги вихрем. Завадский ничего не успел понять. Рядом хрипел Филин, хватаясь за шею. Уже соскакивая с телеги, Филипп увидел, что вокруг бычьей шеи Филина обмотана цепь с шипованной гирей. Затем он слетел с телеги.

Ведомый инстинктом Завадский бросился к обочине, сюда же побежал и сумевший увернуться от напасти Антон. Позади телег орудовали кистенями страшные люди в кожаных шкурах. Рядом с отбивающимся Данилой лежал бездыханно Филин, видимо мертвый. Тем временем один из всадников налетел на убегавшего Потеху и ударил его саблей по голове. Двое других бросились на Завадского с Антоном, обнажив палаши. На Завадского пожаром набросился ужас. Успело мелькнуть на фоне неба темное лицо с вырванным ноздрями.

– Ристай, Асташка! – заорал кто-то. – Разорвет!

Завадский бежал по взгорью к лесу, каждое мгновение ожидая удара в спину, но вместо удара споткнулся о корень и покатился назад. Все замелькало перед глазами: небо, виляющие задами кони, спины в соломе, деревья, снова небо, мохнатая морда за ветвями.

Прежде он услышал, чем понял – глухой рев из бездонного нутра. Треск веток. Свисты, крики. Конское ржание. Грохот телег. И только затем увидел – на взгорье перед ним поднимается медведь.