Шрифт:
– Найди дорогу, Антон! По такому лесу не поедут они наобум. Ясно зачем спешат – хотят успеть до темноты. Найди дорогу.
Антон вздохнул и стал кругами терпеливо обхаживать окрестности. Частенько останавливался, приседал. Наконец, поманил Завадского за собой.
Тьма совсем уже сгустилась над рощей. В стороне заухала неясыть. Опытный ходок Антон резво пошел вперед.
– Далече поле, онамо видно куды, – Антон указал на разрыв подлеска впереди. – К полночи будем, ино уж ничаво не узрим. Аки слепцы наощупь пойдем.
– Они ведь тоже.
Пройдя еще часа три, помимо усталости стало одолевать уныние. Не заблудятся ли они сами? Куда с такой настырностью он следует и тащит с собой Антона? И если найдут? Что им светит без оружия, как вызволить людей у разбойников вооруженных получше боевиков Вассиана? Повезло еще что с ним Антон, но и он уже тяжело дышит. У Завадского одеревенели ноги, ступни истерлись в кровь.
Присели отдохнуть во тьме. Сил не было говорить. Около часу назад напились в ручье, да снова мучала жажда. Лес готовился к осеннему молчанию. Птицы улетали на юг. Певцов ночных не слыхать, зато то и дело трещала ветка то там, то здесь кто-то шумел, дышал, хрипел, топотал, и Завадскому все казалось, что это медведь или волчья стая крадется, но Антон всякий раз успокаивал пояснениями: то косулька в трех верстах спину о древо трет, то лисы кувыркаются, то ежи бегут, а то сова с ветки на ветку скачет.
Снова пошли. Завадский старался не терять из виду черный силуэт. Минут через двадцать он врезался в напряженную холодную от пота спину Антона.
– Слыхаешь? – тревожно прошептал Антон.
– Что? Медведь?
– Хуже, братец. Человек кричит.
– Не слышу.
Антон схватил его за плечо, повернул на пол-оборота.
– Все равно не слышу.
Антон повел его за собой сквозь заросли и вскоре Завадский стал различать смех, потом голоса, а обойдя сельгу увидал яркий вдали огонек. Костер!
Подкрадывались около часа. Антон вел по «бесшумным лабиринтам». В конце концов подвел его к какому-то холму, перед этим проведя по овражку, заросшему крапивой. Причем крапива жгла как-то особенно немилосердно. Видать раньше и растения злее были. На холме же царапали лицо какие-то колючки. Завадский сердился, но забравшись на вершину понял зачем его тащил сюда Антон. Лагерь разбойников отсюда – как на ладони.
Он увидел небольшой расчищенный пятачок, в основании которого меж соснами сооружена у них была землянка, прикрытая ветками, вход щетинился рогатинами – видимо от зверей. Значит схрон у них здесь. Разбойников на виду – пятеро, но могло быть и больше. В суматохе Завадский не помнил сколько их было во время нападения. Двое жарили большие куски баранины на костре. Трое занимались каким-то странным делом – держа друг друга за талии прыгали вокруг костра, исступленно раскачиваясь. Издали напоминало это танцевание ламбады в наркотическом угаре. Завадский привыкший было к незнакомым открытиям прошлого, снова удивился.
– Что они делают?
– Дурью маются, – буднично ответил Антон и Завадскому показалось, что он услышал голос современника.
У деревьев стояли привязанными кони и две их телеги. Пленники лежали на них ничком в странных позах – со стянутыми к спине руками и ногами.
Все лежали без движения, как неживые.
Глава 11
Страшный разбойник с вырванными ноздрями подошел к телеге и приподнял за волосы голову ближайшего пленника. Несмотря на израненное и замазанное кровью лицо, Завадский узнал Данилу.
– Так вы, стало быть, казеники? – спросил он как будто с интересом.
– Раскольщиками… нас кличут. – Ответил Данила, едва ворочая языком.
– Ин печати убеленные имеешь?
– Чаво?
Разбойник ударил Данилу в лицо.
– Разом видать оне себе еще и ум оскопляют. – Весело сказал разбойник и чуть понизив голос спросил. – Сказывай, на лошади ты какой пегой али белой?
– Прости, не ведаю, про что толкуешь. – выплюнул Данила кровь.
– Во дурень! Сице, говорю, вы тоже ето, уды отсекаете себе дабы черт не искушал?
Данила округлил глаза.
– Побойся Бога!
– Стал быть нечист? Поправим! Тишка, тащи стамеску!
Разбойники захохотали и один из них, коренастый побежал в землянку.
– Ты чего? – перепугался Данила. – Помилуйте, братцы!
– Какой же я тебе братец, я разбойник, дьяками клейменный, попами сеченный, грязная душа. А ты у нас чистый агнец божий, а паче станешь ангелом земным. Негоже святому хлысту с ключами ада по миру таскаться.
– Харя, кровью же истечет, пропадет товар. – Подал кто-то голос.
– Не истечет, кочергу накали, прижгем!
Разбойники сбросили Данилу с телеги, потащили к костру. Он дергался, упирался, усиливая хохот разбойников. Другие связанные в неудобных позах пленники тоже пришли в беспокойство.
– Рви ему порты! – крикнул ладный разбойник в выцветшем бешмете и сапогах, которые прежде носил Филин.
– Горазд ты указывать, Асташка. Поди удержи – лягается аки бык.
– Чичас обрежем – успокоится.
Огонь костра плясал в бородатых лицах, удлинял их, делал страшными.