Теперь Филипп понимал, что был глупцом, ходившем по краю, не ведая настоящей опасности. Понимая, что лучше пока ничего не придумаешь, он посылал вперед дозорных. В дозор пошли Ерема с приятелем, но проехав пару километров, они прискакали обратно.

– Что такое, Ерема?

– Киргиз, братцы!

Раскольники перепугались, похватали оружие.

– Один? – спросил Завадский.

Ерема кивнул.

– В канаве лежит, едва дышит.

– Раненый?

– Кровь на боку.

Подъехав, Завадский соскочил с телеги и увидел в канаве у дороги знакомого полукровку. Тот лежал, наполовину утопая в луже, и прижимал руку к окровавленному боку. В другой руке сабля. Он кривил рот, дергал лицом, высовывал язык, глядя на обступивших его староверов.

Данила наступил ему на запястье, и забрал из руки саблю.

– Один ты тута? – спросил у него Антон, не особенно рассчитывая на ответ, потому что киргизы не знали русского языка.

Полукровка «улыбнулся» оскалом.

– Ишь рожи скалит!

– Бес в нем. Бесноватый.

– Диавол одержимый!

– Что делать с ним будем, брат Филипп?

Завадский с интересом смотрел на умирающего хищника. Значит, не так уж всесилен ты и судьбою начертано безвестно умереть такому таланту в канаве. Полукровка будто читал его мысли – разоруженный, прижатый к земле он пристально смотрел на Филиппа, продолжая своими ужимками пробуждать религиозные страхи староверов.

– Вот уж черт! – с отвращением сказал Ерема.

– Черти невинных в именных храмах жгут, а это всего лишь синдром Туретта, – сказал Завадский, присев рядом с полукровкой.

Он осмотрел рану – режущее глубокое рассечение, кровь запеклась.

Завадский поднялся, вытирая руки куском ткани, который использовал в качестве платка.

– Когда-то вы, братья, уже подобрали одного такого же умирающего в канаве. Вижу я в том и есть сила нашего братства – мы протягиваем руки страждущим, во имя света Божьего. Промойте ему рану водкой и перевяжите, но прежде напоите его самого. Авось время его еще не настало.

***

Вернувшись в общину, Завадский первым делом позвал к себе двух крепких молодцов, которых взял с собой из общины Серапиона, назначил к ним старшим Антона и наказал привезти старца к нему в кратчайшие сроки. Бывшие его подопечные переглянулись.

– В чем дело? – строго спросил у них Завадский.

– А ежели откажет, брат Филипп? – спросил молодец.

– В чем откажет?

– Не в обычае владыки Серапиона оставлять общину, – неуверенно пояснил другой.

Завадский подошел, поглядел молодцам в глаза, те отводили взгляды.

– Ну тогда свяжите его и привезите как барана. – Произнес он спокойно. – Какие проблемы?

Антон слегка толкнул ближайшего молодца, и они втроем вышли из избы.

Когда они ушли, Завадский собрался было в натопленную баню, но его снова отвлекли. На улице раздавался шум, голоса. Филипп вышел и увидел, что раскольники ведут к его дому толпу исхудавших оборванцев. Человек около тридцати, наполовину мужчин и женщин, с ними несколько отроков. Почти все босиком месили осеннюю грязь после дождей, лица изможденные, осунувшиеся.

Увидев Завадского, они притихли, жадно ощупали горящими взглядами его каноничный образ: темные длинные волосы, черная борода, взор синих немигающих глаз

– Что такое? – спросил Завадский.

– Христьяне беглые, – пояснил один из староверов, – жить хотят у нас, брат.

– Беглые? – Филипп подошел к толпе, – что значит беглые? Из тюрьмы что ли?

– Мочи нет, владыко, бояре да приказчики оброками грабительствуют, батогами бивают, – сказал один мужик с преданными глазами, – пахать свое не дают, все стройки да ямские работы, а дети с голоду мрут.

– Позволь жить в общине с тобой. – Сказал другой мужик.

Ему вторили другие:

– Сказывают, еже ты, владыка, спаситель и защитник угнетаемых.

– А мы люди работящие, пахари и древоделы есть, кузнечий подмастерье.

– Веру твою примем, коли скажешь.

Завадский поднял руку.

– Что ж, коли намерения ваши добрые, мы только рады новым братьям и сестрам. Одно запомните – здесь у нас владык нет. Владыка один у всего рода человеческого, и он на святых небесах, а в душах наших свет и голос его. Лжи не терпим, воровства, лицемерия и предательства. Меня зовите братом Филиппом. – Завадский кивнул Акиму, своему помощнику по мирским делам. – Отведи их в бывший храм. Пускай там живут пока. Сведите их в баню, накормите и дайте одежды. Потом пускай ими Кирьяк займется.

В последующие три дня в общину прибыли еще две большие группы крестьян. Они говорили, что в окрестностях до самого уезда давно ходят слухи о райском граде для всех угнетенных и несправедливо обиженных. Не всем, правда было суждено отыскать к нему дорогу. Завадский принял их, в очередной раз вспомнив неутешительную мудрость, заключенную в словах Черной Королевы – порой приходится сильно бежать только чтобы оставаться на месте.