Шрифт:
– Опиум, – произнес Филипп, когда дым вокруг него рассеялся.
Глава 32
Казак ловко подхватил сничный замок и распахнул дверь, выпуская из амбарной избы тяжелый запах гниющих тряпок и мышиного помета. Завадский и Мартемьян Захарович зажали носы.
– Показывай! – приказал воевода второму казаку с большой многосвечной шандалой.
Казак вошел в тесный амбар без окон, вдоль стен на лавках и полках валялись киргизские тряпки – кушаки, попоны, халаты – местами обгорелые, рваные, пропитанные засохшей кровью.
– Сжечь бы сие и дело с концом… – Брезгливо морщился Мартемьян.
– Где? – спросил Завадский у казака.
Казак с шандалой прошел в угол, вытащил из-под груды ржавых помятых шлемов казенный зеленый сундук, распахнул крышку. К спертому запаху гниения добавился слабый травяной дух.
Бесноватый подошел, присел на корточки, порылся в сундуке и извлек темный от грязи льняной мешочек с кожаным шнурком.
– Это оно? – посмотрел Филипп на очевидно твердый как камень мешочек.
Бесноватый кивнул и извлек из сундука еще один.
Через полчаса все найденные в амбаре аналогичные мешочки лежали на столе в приказной избе Красноярского острога. Всего тридцать четыре штуки. Некоторые совсем крошечные, некоторые размером с яблоко, но в основном средние – с чесночную головку. Казаки были посланы проверить другие амбары, где хранились вещи убитых и плененных киргизов во время последней попытки взять в осаду острог.
Завадский сидел перед столом, разглядывая невзрачные мешочки. Здесь едва ли наберется хотя бы фунт. Если повезет – найдут еще и возможно прибавится от того, что сумеют найти посланные гонцы в Ачинский острог, где тоже хранились вещи киргизов.
Мартемьян Захарович встал у стены и скрестил на груди руки, от чего натянулась в плечах его черная бархатная ферязь, украшенная жемчугом.
– Ин сию дрянью ты снимаешься торговати? – спросил он, с сомнением глядя на мешочки.
– Эта дрянь сделает нас богаче Строгановых.
– Ежели б не ведал о тебе, брат, почтил еже ты навроде деревенского дурачка.
В это время дверь отворилась и казаки ввели в избу щуплого киргиза в кандалах в сопровождении Бесноватого.
– Это он? – спросил Завадский.
– Возможно. – Ответил Бесноватый.
Филипп кивнул. Киргиза подвели к столу. Загремели цепи кандалов. Киргиз немного дрожал – то ли от холода (он был только в рваном исподнем) то ли от страха, однако держаться он старался достойно, хотя глаза его бегали – от Завадского к столу и страшному воеводе Мартемьяну Захаровичу.
– Знаешь, что это такое? – спросил Завадский.
Бесноватый перевел. Киргиз посмотрел на него и кивнул.
– Зачем это вам?
Киргиз произнес несколько шипящих фраз и кивнул на стол, оттопырив нижнюю губу.
– Это зелье убирает боль и страх.
Мартемьян при этих словах скептически изогнул бровь.
– Спроси, знает ли он как его выращивать?
Бес перевел:
– Он сказывает, отроком поспешествовал [помогал] своему отцу сеять и собирать сок, егда зрели плоды. Таже мало его сушили.
Завадский обрадованно улыбнулся, встал, поглядел на Мартемьяна и вновь повернувшись к киргизу, спросил:
– Хочешь получить свободу?
После переведенного Бесноватым вопроса, у киргиза загорелись глаза и он быстро закивал.
– Тогда научи нас выращивать мак.
***
– Верно ли еже сказал степняк али все варварское блядословие? – спросил Мартемьян, стоя перед готовым к отбытию обозом. – Унимает боль? И страх?
– И не только, – усмехнулся Завадский, – но не вздумай проверять, Мартемьян. Эта дрянь может сделать тебя богатым, а может убить, если станешь ее рабом. В этом ее коварство.
– Идеже буде ее родити?
– Мак неприхотлив, хватит наших полей, но есть одна проблема, для решения которой нужна твоя помощь. Мы должны достать семена.
– Толкуешь о сем, еже нам годе посланец в Киргизское ханство?
– Есть мысли?
– В томском остроге сидит в узилище купец из Барабинских татар, ового хлыща сымали под Маковском за торговлю краденным, ево правда в мале едва свои же не уранили. Сказывают, торговал он с джунгарами и врагами их киргизами.
– Доставь его ко мне.
– Амо ты ныне?
– Мне снова придется уехать.
– Истома испросит свою дань. С весны ему не платили.
– Скажи, скоро мы все вернем.