Он не смотрел на Нику, боялся, что стоит ему на неё взглянуть, как она поймёт. Его расчёт был прост: он рассказывает Савельеву про Нику, а в обмен просит освободить людей. Получался как бы шантаж, но…

— Я поняла, что ты задумал.

Кир повернулся к ней. Попробовал улыбнуться.

— Всё правильно. Ты же меня спас, имеешь право просить моего отца, чтобы он тоже отменил свой приказ, — её голос чуть дрогнул, но она взяла себя в руки и уже твёрдо повторила. — Имеешь полное право. Полное моральное право.

Глава 18. Борис

Борис уже бог знает сколько времени не спускался вниз. В этом не было нужды, и он искренне не понимал тех, кто сам по доброй воле бегает по всей Башне изо дня в день, стремясь непременно сунуть нос во все дыры. Под «теми» он имел в виду, конечно, Пашку.

Всё, что Борис построил сам или унаследовал от своего предшественника на посту административного управления, работало и без его непосредственного участия. Это был хорошо отлаженный и чёткий механизм, умело организованная система, и сегодня, возможно, в первый раз за столько лет она дала сбой.

Когда, там, в кабинете Савельева, Борис узнал, что его ищет секретарша, он слегка удивился, с чего бы такая спешка, и уж никак не мог предположить, что дело настолько плохо.

— Как убиты? Что значит убиты? И где девчонка?

Борис, упершись кулаками в стол и чуть подавшись вперёд, буравил взглядом Кравца. Лицо Антона было бледным и безжизненным. И что самое худшее — растерянным. И эта растерянность на лице помощника раздражала Бориса. Борис наклонился, старясь скрыть обуревавший его гнев.

— Один охранник убит электрошокером, второй, судя по всему, умер, ударившись головой обо что-то твёрдое. Ники нигде нет.

— Что значит нигде?

— Ни на КПП, ни на тридцать третьем, куда её должны были доставить.

— Чёрт!

— Борис Андреевич, это не самое худшее.

Борис вскинул голову.

— На КПП были обнаружены три трупа. Третий труп — молодого парня. Во время обыска при нём был обнаружен пропуск на имя Владимира Андрейченко. Пропуск в системе заблокирован.

— Фальшивый?

— Нет. Андрейченко был отправлен на карантин, как контактирующий с заболевшими. Борис Андреевич, — Кравец побледнел ещё больше и из просто бледного стал серым. — То есть этот Андрейченко должен сейчас находиться на запертом уровне.

Борис медленно опустился в кресло и закрыл глаза. Ощутил, как часто и болезненно забилось сердце, заколотилось, стремясь вырваться из груди.

Ольга была категорически против его идеи с карантином.

— Ты с ума сошёл, Боря, да?

Несмотря на то, что Борис выбрал для своего предложения самое удачное время — они лежали в кровати, уставшие, разомлевшие, удовлетворённые друг другом, и он нежно прикусывал мочку её уха, проводя пальцами от шеи чуть ниже к ключице, чувствуя едва уловимый трепет возбуждения — это не подействовало. Ольга приподнялась на локте, зло прищурилась:

— Каким образом ты предлагаешь мне убедить всех, что эта сезонная вспышка гриппа опасна? Для этого нужно, чтобы хотя бы сколько-нибудь людей умерло.

— Умрут. Пара десятков умерших наркоманов тебя устроит?

Ольга уставилась на него.

— Ивлев добавит кое-что в некоторые партии холодка. Рандомно.

— Боря, если это только всплывёт, нам всем каюк.

— Нам, Оленька, будет каюк, если всплывёт, что на складах сырья для производства лекарств осталось значительно меньше, чем по документам. Нам даже оправдаться будет нечем. А под карантин мы спишем основную недостачу.

— Это всё твоя Анна, — Ольга скривилась, как от зубной боли.

— Да причём тут Анна? Львиная доля уходит на Ивлевскую лабораторию, на производство холодка. И ты это знаешь.

— Не надо мне это напоминать, — рассердилась Ольга. — А только и Анне твоей перепадает не слабо. Так ведь? Старая любовь не ржавеет, да, Боренька? Эта сука столько лет о тебя ноги вытирает, не надоело быть ковриком, а?

Она постаралась ткнуть его побольней. В её словах сквозили ревность и злость обиженной и уязвленной женщины.

— Дурочка, не ревнуй, — он постарался смягчить её реакцию, погладил круглое, белое плечо, мягкое, полное. Прислонился к нему губами, легонько поцеловал. — Я ведь с тобой, не с ней.