– Тебя послушать, так можно подумать, что Старший – это прямо бог какой-то, – с недоверием сказал Свен. – Что-то не верится мне, что против него ничего сделать невозможно.

– Ну это как сказать, – задумалась Дорохова. – Если против нашего, то может быть, и невозможно. А вот от паладинов есть варианты защититься. Ну, абсолютной защиты нет, конечно, но бороться можно.

– Это как так получается? – усомнился Маттсон. – У них Владеющие какие-то не такие, что ли?

– Не такие, конечно, – авторитетно подтвердила Лада. – Ты, Свенчик, вообще знаешь, как Владеющие на мир воздействуют?

– Не знаю я, кто там на чего воздействует, – хмуро ответил тот.

– Ясно, что не знаешь, – снисходительно согласилась она. – Иначе бы не спрашивал, почему у них Владеющие не такие. Но так и должно быть, это вообще мало кто знает. Это проходят на старших курсах Академиума, причём факультативом. В общем, слушай: наши Владеющие используют волевые построения, то есть впрямую обращаются к Силе, а вот паладины обращаются не к Силе, а к своему Христу. То есть у них сила заёмная, понимаешь?

– Ну и что с того?

– А то с того, что если силу бога использовать для атаки, то силу другого бога можно использовать и для защиты, понимаешь, Свенчик?

– Как-то не очень понимаю, – с недоверием отозвался Маттсон.

– Чего тебе непонятно? – удивилась Лада. – Христос всем другим богам враг, и они ему тоже. Одно дело, если он тебя просто своей силой бьёт, и совсем другое, если ему приходится сначала силу враждебного бога преодолеть. Даже до такого, как ты, должно доходить, как это работает.

– И как такое сделать? – Маттсон предпочёл оставить укол без внимания.

– Способы разные есть, – Лада надолго задумалась. – Большей частью сложные – или храмовый ритуал нужен, или хотя бы жрец рядом. Хотя есть ещё один способ попроще – не самый эффективный, но всё равно помогает. Не то чтобы прямо вот совсем помогает, зато простой.

– Ну и как? – поторопил её Свен.

– Ты рисовать умеешь?

– Ну… немного могу.

– А готиком писать?

– Готик знаю, – кивнул Маттсон. – А что, нужно обязательно готиком писать?

– А как же иначе? У римских христиан для таких дел как раз готик и используется. Если по-русски написать, это будут просто непонятные узоры.

– Так чего писать-то надо?

– Значит, так, – Лада что-то напряжённо прикидывала. – На передней бронеплите рисуешь топор Перуна…

– Я с Севера, мы Тору жертвуем, – перебил её Свен.

– Тору? Ну, молот Тора рисуешь, тоже пойдёт. Чем больше рисунок, тем лучше. Можешь и на других плитах рисунок сделать тоже. А под молотом Тора готиком крупно напиши «Trottel [3] », вот я это слово тебе на листочке пишу, оно значит «Во славу божью». Полностью удар Христа не отразит, но заметно ослабит.

– Так просто? – усомнился Маттсон.

– Это просто для того, кто Академиум окончил и факультативы по высшим сущностям посещал, – снисходительно объяснила Лада. – Обычному человеку это узнать неоткуда, конечно.

– А почему на обычных бронеходах такого не рисуют?

– Ты ещё на Буурах предложи молот Тора рисовать. Бога по мелочам не дёргают, он за такое и наказать может. Никому же не нравится, когда его пытаются использовать. А защитить сверхтяжёлый бронеход – это достойная причина для обращения, бог к такому отнесётся благосклонно.

– Ну не знаю… – с сомнением протянул Свен. – Надо бы с ребятами посоветоваться.

– Сначала надо мне спасибо сказать за совет, – сварливо заметила Лада.

– Спасибо, конечно, Лада. Хотя мне говорили, что тебе верить ни в коем случае нельзя. Посмотрим, может, и попробую, как это работает. Ладно, мне бежать надо, парни меня уже потеряли, наверное.

Лада проводила его взглядом, затем зевнула, изящно прикрыв рот ладошкой, и снова потянулась за чайником. Она лениво поразмышляла, как бы убедить сотника приделать на колпаки бронеходов рога, как у шлемов викингов, но потом с сожалением отказалась от интересной идеи. Это было бы просто напрасной потерей времени – с некоторых пор сотник вообще перестал обращать внимание на то, что она говорит, игнорируя её, как жужжащее насекомое. Обидно…

Я зашёл в аудиторию и с недоумением огляделся. Вышел обратно и ещё раз внимательно посмотрел на номер над дверью. Всё верно – 2-К, то есть вторая курсовая. Собственно, я это и так прекрасно знал – курсовых аудиторий было всего четыре, и за прошедшие три года мы успели позаниматься в каждой. Я зашёл обратно в совершенно пустую аудиторию и уселся за стол, чувствуя себя довольно глупо.

Ждать, к счастью, пришлось недолго – почти сразу сбоку от кафедры открылась незаметная дверь, и оттуда выглянула Милана Бобровская.