Шрифт:
– Нет, – торжественно подтвердил Фортен. – По-бретонски.
– Но в тысяча семьсот шестидесятом на бретонском еще не писали и не печатали книг [2] , – возразил я.
– Разве что священники, – обронил химик.
– Я слыхал лишь об одном священнике, который писал по-бретонски, – начал я.
Фортен украдкой взглянул на меня.
– О Черном Монахе? – уточнил он.
Я кивнул.
Фортен открыл было рот, чтобы продолжить, поколебался и наконец упрямо стиснул зубами пшеничный стебель, который жевал на ходу.
2
Долгое время бретонский язык оставался исключительно устным. Литературный бретонский был разработан искусственно лишь в XIX веке.
– Ну, так и что насчет Черного Монаха? – переспросил я, но напрасно. Проще заставить звезды свернуть со своих путей, чем разговорить заупрямившегося бретонца.
Минуту-другую мы шли в тишине.
– Где бригадир Дюран? – спросил я, прикрикнув на Малыша: тот ломился через посевы, словно по дикому верещатнику. Между тем вдалеке показался край поля, а за ним – темные, влажные громады скал.
– Дюран – там, отсюда уже видать. Смотрите, это он стоит чуть позади мэра Сен-Жильда [3] .
3
Сен-Жильда – город в регионе Бретань, на северо-западе Франции.
– Понятно, – сказал я.
И мы двинулись прямо вниз по выжженной солнцем, заросшей вереском тропе для скота.
Когда добрались до края поля, Ле Бьян, мэр Сен-Жильда, окликнул меня. Я сунул ружье под мышку и подошел к нему, огибая пшеницу.
– Тридцать восемь черепов, – произнес он своим тонким высоким голосом. – Остался всего один, и я против дальнейших поисков. Полагаю, Фортен вам сообщил?
Я пожал ему руку и ответил на приветствие бригадира Дюрана.
– Я против дальнейших поисков, – повторил Ле Бьян, нервно перебирая серебряные пуговицы, которые покрывали всю переднюю часть его куртки из сукна и бархата, отчего та напоминала нагрудник чешуйчатых доспехов.
Дюран поджал губы, подкрутил огромные усы и заткнул большие пальцы за пояс с саблей.
– Что до меня, – заявил он, – то я за дальнейшие поиски.
– Дальнейшие поиски чего? Тридцать девятого черепа? – уточнил я.
Ле Бьян кивнул. Дюран нахмурился, глядя на залитое солнцем море, колышущееся, словно чаша расплавленного золота, от скал до горизонта. Я проследил за его взглядом. На блестящих скалах, силуэты которых темнели на фоне сверкающего моря, сидел, задрав к небу свою жуткую голову, большой баклан, черный и неподвижный.
– Где этот список, Дюран? – спросил я.
Жандарм порылся в своей почтовой сумке и достал латунный цилиндр около фута длиной, с мрачным видом отвинтил крышку и вытряхнул свиток плотной желтой бумаги, густо исписанной с обеих сторон. Этот свиток он и вручил мне по кивку Ле Бьяна, но я ничего не смог разобрать в грубых каракулях, тускло-коричневых от времени.
– Переведете, Ле Бьян? – Я почувствовал, что теряю терпение. – Ну и горазды вы с Максом Фортеном наводить тень на плетень!
Ле Бьян подошел к краю ямы, где копали трое мужчин из Банналека, отдал приказ или два по-бретонски и повернулся ко мне.
Я тоже приблизился к яме и увидел, что люди из Банналека стаскивали квадратный кусок парусины с груды чего-то, что я на первый взгляд принял за булыжники.
– Смотрите! – пронзительно воскликнул Ле Бьян.
Я присмотрелся. Это была груда черепов. Миг спустя я уже спускался по гравийному склону. Люди из Банналека хмуро поздоровались со мной, опираясь на кирки и лопаты и вытирая загорелыми руками потные лица.
– Сколько? – спросил я по-бретонски.
– Тридцать восемь, – ответили они.
Я огляделся. За грудой черепов лежали две груды человеческих костей. Еще дальше – холмик из какого-то ржавого лома, железного и стального. В этой куче я разглядел проржавевшие штыки, лезвия сабель и кос, а кое-где – потускневшие пряжки с обрывками жестких ремней, твердых, как железо.
Я подобрал пару пуговиц и поясную застежку. На пуговицах был изображен королевский герб Англии; на застежке – английская военная эмблема с цифрой «27».
– Мой дед рассказывал об ужасном английском полке, Двадцать седьмом пехотном. Они высадились тут, неподалеку, и штурмовали форт на берегу, – произнес один из банналекцев.
– Ага! – отозвался я. – Значит, это кости английских солдат?
– Да, – ответили люди из Банналека.
Ле Бьян уже кричал мне сверху, чтобы я поднимался.
Отдав работникам застежку и пуговицы, я выбрался на край раскопа.
– Ну, – сказал я, придерживая Малыша, чтобы тот не вскочил и не принялся меня облизывать, – полагаю, вы знаете, что это за кости. Что собираетесь с ними делать?