— Всему свое время, дорогой Магнус. Кстати, ты что сегодня вечером делаешь?

— Приглашен на вечеринку. Будут девочки. Хочешь, присоединяйся.

— Нет, у меня сегодня важная встреча.

— Уж не по этому ли поводу ты так возбудился?

— А как же. Я тебе потом обо всем расскажу.

— Не торопись с решением. Посоветуйся с компаньоном, а потом уж соглашайся. — На уме у Хольма были только фирма, переговоры, контракты и успех. Успех во что бы то ни стало. Ну что ж, это ничуть не противоречило представлениям московского Центра о рентабельности прикрытий для сотрудников нелегальной разведки.

…В четверть седьмого он появился на площади св. Марии и прошел в кондитерскую, расположенную рядом с церковью св. Павла, взял кофе с пирожным и уселся за столик, наблюдая за противоположной стороной площади. Из окна кондитерской хорошо просматривался музей игрушек, и он стал ждать.

Бежевый «опель-спектра» появился, словно на экране, со стороны улицы св. Павла, медленно проплыл справа налево и в 18.25 остановился прямо напротив музея. Внутри салона находился только водитель. С расстояния пятидесяти метров и в лучах поблескивающего на стеклах вечернего солнца Фрам не смог разглядеть его как следует, но что-то в его фигуре показалось знакомым. Мотор машины продолжал работать на холостых оборотах, и водитель наружу не показывался.

Фрам глянул на часы — до назначенного времени оставалась одна минута. Он допил кофе и вышел на улицу. Он пересек проезжую часть и через сквер, где в песочнице копошились дети, пошел к «опелю» наискосок, чтобы его нельзя было наблюдать через зеркала бокового и заднего обозрения. Дрожь, поднявшаяся было при выходе из кондитерской, унялась. Он хладнокровно, не глядя на водителя, обогнул машину со стороны капота и открыл правую переднюю дверь.

— Садитесь, мистер Брайант. Вы попали по адресу.

Фрам с трудом подавил чувство изумления. За рулем восседал не кто иной, как его старый знакомый Кассио собственной персоной! Почти год тому назад бывший агент стокгольмской резидентуры являлся для Фрама объектом наблюдения и проверки, а теперь он выступал в роли автора собственного сценария, в котором действующие лица резко поменяли свое амплуа.

Стараясь не подавать своего замешательства, Фрам сел рядом с шотландцем и захлопнул дверь.

— Прежде чем мы начнем наш разговор, я поменяю, если вы не возражаете, место дислокации. — Не дожидаясь согласия, Кассио включил сцепление и выехал на Хурнсгатан.

— Кто вы и куда мы едем? — поинтересовался на всякий случай Фрам, пристегивая ремень безопасности. Он окончательно успокоился и уже прикинул в уме, для чего бывший липач затеял всю эту историю.

— Всему свое время, мистер Брайант, всему свое время. Кстати, ваш акцент не типичен для канадца.

Фрам пропустил мимо ушей свидетельство незаурядной наблюдательности мошенника и только чертыхнулся про себя. Он и сам знал об этом своем недостатке, когда во времена оны сдавал выпускной экзамен по английскому Николаю Петровичу. Канадский диалект был схож с американским, но не настолько, чтобы какой-нибудь знаток не заметил разницы.

Они ехали по Ётгатан на юг, потом свернули на Ошту, с Оштавэген повернули направо и припарковались на какой-то улице, за которой стеной возвышался хвойный лес. Фрам представлял, куда завез его Кассио и терпеливо ждал, что последует с его стороны дальше.

— Может быть, пройдемся? — Кассио махнул рукой в сторону леса. — Там нам никто не помешает.

— Вы все-таки не ответили на мой вопрос, — напомнил Фрам.

Они подошли к небольшому стадиону, по которому бегали переодетые в футболистов сотрудники двух фирм и тщетно пытались закатить мяч в ворота противника. С трибун игроков подбадривали коллеги, жены и дети, но это мало помогало — мяч упрямо не шел в ворота. Пока они с Кассио обогнули стадион и по вытоптанной дорожке углубились в лес, ни одного гола забить никому так и не удалось. Странно устроено внимание человека: в самый ответственный момент зрение фиксирует внимание на совершенно посторонних, не имеющих отношения к делу деталях.

Судя по всему, Кассио на встречу приехал тоже один, и это вселяло надежду на то, что игра будет проходить в равных для обоих участников условиях. Значит, шантажист или имеет на руках сильные козыри, не нуждающиеся в дополнительной поддержке, или само дело не терпит свидетелей.

— Мое имя в данном случае не существенно, оно вам, дорогой мистер Брайант, ничего не даст. Да и если даже я и скажу, как меня зовут, вы ведь все равно не поверите.

— Допустим, и все-таки джентльменские правила предполагают…

— Оставим эти правила для людей с предрассудками, — высокомерно перебил его спутник. — Но так и быть, зовите меня Мак-Брайдом.

— (Ага, яблоко от яблони недалеко падает!) Вы шотландец?

— Да, именно так.

— Ну что ж, я вас слушаю.

Солнце скрылось за деревьями, и в лесу стало сумеречно и прохладно. С севера, со стороны залива, подуло свежим ветерком, и Фрам зябко поежился, приподняв воротник куртки. Было начало мая, а весна все тащилась по раскисшей грязи на жалкой двуколке, влекомой тощей клячей. Позолоченная карета, в которую запряжены кони-птицы и в которой восседает румяная, улыбающаяся, олицетворяющая стремительное наступление лета, дева, разбрасывающая по пути цветы, где-то задержалась.