— Бригадир приписывает мои трудодни этой вдовушке. Потому — она ходит с ним в кусты спать… А я не хону идти. Так он мои трудодни отнимает. Пусть этот кобель моими трудоднями за свой удовольствия не расплачивается…

«Голова» колхоза разгневался. Он не стал разбирать жалобу девушки–колхозницы. И даже не пообещал разобрать это дело впоследствии.

Он с грубой руганью набросился на девушку:

— Вы все жалуетесь на бригадира! Бригадир знает, что делает. На то я его и поставил бригадиром, чтобы он командовал вами… Вон отсюда: мне некогда заниматься вашими сплетнями!..

Бедная девушка поспешила уйти от разгневанного начальника…

Однажды шёл я из села на ближайший посёлок. Меня догнала девушка с этого посёлка и всю дорогу была моей спутницей–собеседницей. Мы давно знали друг друга.

В беседе девушка скоро перешла от общих жалоб на колхозные порядки к сокровенным темам и доверила свои интимные заботы.

— Бригадиры–комсомольцы покою не дают, — жаловалась она. — На каждом шагу «пристают» к девушкам и вдовам… Ежели какая «податливая», то бригадир ей поблажки даёт: трудодней побольше запишет… на часок до захода солнца с поля на свой огород отпустит… Если в город на базар его любезная пойдёт, бригадир промолчит, колхозному председателю не доложит. А «неподатливых» баб бригадиры на каждом шагу притесняют и допекают…

На мой вопрос о председателе колхоза собеседница взорвалась бомбою:

— Председатель?! Чтоб его громом поразило!.. Пьяница–бабник.. Во много раз хуже бригадиров!.. — кричала моя спутница, размахивая взволнованно руками. — Разжирел как боров… Всегда пьяный. Жену свою оставил в соседней деревне. А тут ни одной безмужней бабе покою не даёт. Липнет как клей. Пристаёт, колхозный кобель, на каждому шагу… За бабьи «услуги» поблажки даёт: соломы даст… хлеба немного из колхозного фонда отпустит… лошадь даст зимой — за дровами съездить… А «неподатливым» — во всем и всегда отказ!.. Ежели баба ему не противится, то работу полегче даст: уборщицей в канцелярии или банщицей. Вот у нас банщица, к примеру. Раз в неделю попарит колхозных начальников: для них только баня и существует! А потом копается на своём огороде да ищет траву для своей коровушки. А трудодни начисляют. Не работа, а разлюли–малина…

— На хорошие должности «голова» только своих «зазноб» назначает: кухаркой, банщицей, буфетчицей, на птицеферму.

Помолчав минутку, девушка–колхозница продолжала:

— Ну, а ежели ты на уступку начальнику–кобелю не идёшь, то он тебе ничего из колхоза не даст. Вязанки соломы для коровы не отпустит!.. На каждом шагу норовит тебя допечь и со света сжить… Прошлой зимой, в невыносимые холода, председатель выгнал вот таких «неподатливых» баб и девок на работу в лес. Мы должны были вытаскивать из непролазных сугробов громадные чурки и накладывать на сани. А потом перевозили эти дрова на водочный завод, за 20 километров, и там опять складывали дрова в штабеля. Поработали мы на такой непосильной работе, вспотели и простудились. Все слегли: заболели. А две девки так и не встали: померли… Вот как доканывают непокорных баб наши мучители. Настоящие тираны!..

Девушка смахнула рукавом набежавшую слезу, пошла молча… Потом продолжала:

— Иной раз так подумаешь. Мне уже тридцать стукнуло. Мужа теперь все равно не найти. Зачем беречься–то?.. А тут другое на ум пойдёт. Ежели не беречься — дети пойдут. Что с ними делать?! В колхозе даже с мужем детей так трудно кормить, так тяжко с ними приходится! А без мужа как их прокормишь?! И себе горе и детям мука… Прежде аборты разрешали в больнице делать. В аптеке тоже такие средствия были, чтоб детей не рожать. А теперь ничего этого нету…

Девушка взглянула на меня смущённо–пытливо. Заикаясь, спросила:

— А може в аптеках… в больших городах… и теперь… такие средствия продают?..

Не мог я утешить девушку.

— Теперь таких «средсвий» нигде нет. И в больших городах тоже. После коллективизации, как подсчитало советское правительство, что людей в нашей стране осталось мало, так и распорядилось: прекратить везде и производство и продажу таких «средствий». Сталин велит советским женщинам рожать побольше детей. Правительству нужны и колхозники, и рабочие, и солдаты…

— Велит рожать?! — опять вспыхнула девушка. — Чтоб ему Антонов огонь в это самое родильное место!.. Рожать?.. А где я мужа достану? Кто будет отцом–кормильцем для моих детей?.. «Отец родной» рожать велит, а колхозных ребят голодухой морит… И колхозные похабники тоже о детях не заботятся. Бабам покою не дают. А как только баба родит, то никакой ей помощи: ни от блудного отца, ни от колхоза. Мучься, баба, с ребёнком, одна, как хочешь!.. Нет, приживать детей от приблудных отцов… плодить «комиссарских сирот» в колхозе… это только матери на горькое горе и детям несчастным на лютую муку!..

Мы пришли на посёлок.

Прощаясь, девушка вздохнула и сказала:

— Ничего не поделаешь: видно и дальше придётся обороняться от похабников…

Председатель одного из соседних колхозов решил расширить свой гарем до максимальных размеров.

Прежде в него входили только вдовы и девушки. Но вот началась германо–советская война. Коммунистический владыка колхозного гарема расценил это событие, как «благоприятный случай». Все взрослые мужчины–колхозники отправлены на фронт. А председателей колхозов в армию не забирали, оставляли на своих постах,