Она плакала даже не по скорой смерти Бориса, которая стояла на пороге, переминаясь с ноги на ногу и бросая нетерпеливые взгляды на стрелки часов Борькиной суетной жизни — Анна оплакивала их дружбу, её, Павла, Бориса. Дружбу, которая когда-то казалась вечной, но, увы, как и многое другое не выдержала проверку временем.

— Это потому что дружить втроём нельзя. Так не бывает! Тем более, что ты — девчонка, а они — парни!

Перед глазами Анны встало бледное, перекошенное от злости лицо Вики, их одноклассницы. Тогда, в шестнадцать лет, Анна думала, что ненавидит эту девчонку, эту бестолковую и до неприличия красивую куклу, с длинными белокурыми локонами и дурацкими голубыми глазами, с которой Пашка целовался на переменах (а, может, и не только целовался) и которую везде таскал за собой, не обращая никакого внимания на Борькины красноречивые протесты и язвительные подколки. И, конечно, не замечая Анниных страданий. С этим у Пашки всегда было туго.

***

— А сегодня я точно не смогу. У нас с Пашей свидание…

Рука Анны так и застыла на ручке двери. Она уже собиралась выйти из кабинки туалета, но упоминание Пашкиного имени остановило её. Красавица Вика Мосина, растягивая гласные, ещё раз повторила, смакуя каждое слово:

— У нас с Пашей свидание.

— Тройное? — насмешливый голос принадлежал Викиной подруге, Лике, высокой брюнетке, красотой и заносчивостью не уступавшей самой Мосиной. Две подружки, Вика и Лика, тьфу — Анна скривилась — не имена, а собачьи клички.

— Четвертное! С ними ещё эта уродина Бергман увяжется!

Звонкий смех заполнил женский туалет. Сколько же их там? Как обычно, вся свита Мосиной? Она, что, даже в туалет одна сходить не может?

Анна сжалась в своей кабинке. По-хорошему, надо было просто открыть дверь и выйти, прошествовать мимо этих кудахчущих куриц с гордо поднятой головой, но она не могла… Не могла пересилить себя. Струсила.

— А я виновата, что она везде за нами таскается? — обиженно протянула Вика. — Паша ей сто раз говорил, но она же тупая.

Пашка ей, конечно, ничего такого не говорил, но кто знает, что он там мог наплести этой корове, в перерывах между поцелуями. При мыслях о поцелуях Анну замутило.

— Девочки, да она в него влюблена.

— Бергман? В Савельева?

— А то! Чего думаешь, она за ним бегает всё время.

Раскатистый хохот сплошной волной прокатился где-то над Анниной головой, ударился в кафельную стену, рассыпался на злые и обидные слова.

— Ой, девочки, вы даже не представляете, как она его достала…

Его? Кого его? Пашку? Анна почувствовала, как ноги её предательски подогнулись, и она медленно сползла вниз по стене кабинки, опустившись на грязный пол.

— Хоть бы в зеркало на себе что ли посмотрелась. Уродка, рожа вытянутая. И волосы как пакля…

— А она вчера с распущенными волосами в школу припёрлась, видали? — это уже Лика.

— Ой да! Я чуть не угорела…

— И перед Савельевым, перед Савельевым… видели, да, видели?

Голоса давно смолкли, да и девчонок уже не было в туалете — требовательный школьный звонок разогнал всю тусовку, а Анна всё ещё сидела на полу в туалетной кабинке, ошарашенная, оглушённая, не желая верить тому, что слышала, и всё-таки веря всему, до последнего слова...

В класс она так и не вернулась. Урок уже шёл, и сколько там времени прошло от его начала, Анна вряд ли смогла бы сказать. Толкаться в школьных коридорах было опасно, идти прятаться в туалет — глупо, и она не придумала ничего лучше, чем просто отправиться домой. Урок всё равно был последний, а даже если бы и не так — вряд ли она нашла бы в себе силы оставаться сегодня в школе.

На выходе она соврала дежурному, что у неё болит живот, и её пропустили, к счастью, особо не придираясь. Даже на то, что она была без рюкзака, и то не обратили внимания. Рюкзак остался в классе. Мысль об этом промелькнула вскользь и тут же была вытеснена другими, даже не мыслями — голосами. Злыми, язвительными и чужими, из тех, которые являются незваными гостями в сознание, и которых ничем не выгнать.

…как же она его достала, вы не представляете, девочки…, …я вам говорю, она в него втрескалась…, …тупая уродина…, …волосы, как пакля…, …хоть бы в зеркало посмотрелась…

Голоса преследовали, догоняли, забегали вперёд, и как Анна не спешила, ей не удавалось уйти от них. В свою квартиру она почти вбежала, зло и звонко хлопнула дверью, остановилась в полутёмной прихожей, тяжело и громко дыша.

Неужели она действительно такая уродина, прилипчивая уродина? Анна мотнула головой, инстинктивно повернулась к большому, висевшему справа зеркалу. Из зеркальной мути ей навстречу шагнула девочка, бледная, с узким, вытянутым лицом, глазами-колодцами и чёрными растрёпанными волосами.