Гейл прищурился, чувствуя, как горят его щеки и уши от вспышки гнева, что уже отпустила его, но все равно оставила после себя неприятное послевкусие в виде вспотевших ладоней и мокрой спины.

— Но мы все-таки просим вас пока не показываться на публике с мисс Донован, — продолжал тот, — до нашего окончательного решения.

— Что будет с ней? — спросил Гейл твердым голосом. Он не собирался уходить не узнав, что ждет её в дальнейшем. Хватит с неё неизвестности.

— Мы пока не можем озвучить вам свое окончательное решение по поводу мисс Донован. Нужно провести проверку и поговорить с главой кафедры, на которой она учится, взвесить все риски.

Эрик кивнул, хотя его совершенно не удовлетворил скользкий ответ Рафаэля Реифа, но он понимал, что сейчас не стоит даже и пытаться добиться от них четкого ответа, ведь это может навредить Энди. Но внутри профессора так и бурлило негодование. Хотелось взять этого старого хрыча, пусть и уважаемого доктора наук, за лацканы и вытрясти из него ответ.

— Всего доброго господа, дамы, — вымолвил он, и поднялся с места, направляясь к выходу.

Но, прежде чем выйти за дверь, он замер, а затем обернувшись произнес, стараясь сохранить твердость в голосе:

— Я только прошу вас учесть её нынешнее положение и что ей пришлось пережить. Пожалуйста, не заставляйте её расплачиваться за мои ошибки.

С этими словами он скрылся за дверью, не давая комиссии отреагировать.

31

4 ноября, 02:12 p.m, Реабилитационный центр, Бостон.

Энди смотрела в окно на некогда зелёную лужайку, теперь заваленную опавшими листьями, принадлежащую этому центру реабилитации, где возможно летом пациенты гуляют вместе с посетителями. Она вдруг вспомнила, как гуляла этим летом в Центральном парке, когда они с Эриком летали в Нью-Йорк, где она лишилась своего девичества.

Отголоски приятного воспоминания отозвались болью в районе солнечного сплетения. Девушка закусила губу изо всех сил стараясь не заплакать. Кажется, всё это было так давно, в какой-то прошлой жизни, где она была безумно счастлива. Энди горько усмехнулась про себя, вспоминая своё относительное спокойствие по поводу их отношений в самом начале.

Кто ж знал, что всё обернётся вот так?

Она не знала, что мама Эрика сенатор, и что Фокс оказался самим злом во плоти. Девушка вздрогнула, вспоминая его полный безысходности взгляд, когда он направил на неё пистолет. В тот момент она поняла, что умрёт.

Говорят, когда смотришь смерти в глаза перед тобой пролетает вся твоя жизнь. Но с ней этого не было. Никаких картин прошлого, кроме горьких панических мыслей, что возникали в голове о том, что она не хочет умирать. Что больше никогда не увидит лица близких. О сожалениях, что так и не узнала кто были её родители, есть ли у неё родственники, о том, что она так и не научилась нормально кататься на коньках.

И то ни с чем не сравнимое чувство, когда она поняла, что опасность миновала. Что-то между безумием и облегчением. Нет таких слов, которые могли точно описать, что она почувствовала тогда. Она даже не сразу поняла, что всё кончилось. Только увидев человека с автоматом наперевес, лицо которого скрывалось за черной маской, она смогла вздохнуть, и в тот же момент её прорвало.

Также говорят: то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Вроде бы после пережитого она должна была закалиться как сталь и уж точно не реагировать так на нелепицу, что написали о ней в газете. Но, нет. Перед глазами вставали строки прочитанного на нескольких сайтах новостей и комментарии пользователей. Как люди могут быть такими жестокими? Они ведь даже не знают её, и уж тем более всей правды.

Было еще кое-что, причинявшее Энди острую боль и вызывающее слезы. Это сообщения, что она получила во всех соцсетях от своих одногруппников и других студентов MIT. А так же личные сообщения, пришедшие на почту и на телефон, который сейчас отключенным лежал на кровати.

Самое безобидное слово, которое было во всех этих сообщениях, это «шлюха». И каждое гневное сообщение ощущалось физической болью, будто её закидали камнями на площади, как было в древности.

Буквально вчера ей писали теплые сообщения с поддержкой, а теперь поливают помоями, втаптывают в грязь её имя, и за что? За то, что она встречается с профессором университета, в котором учится?! Она не какая-то преступница! Она не совершила ничего противозаконного или ужасного, как тот же Фокс, нет! Она не сделала никому ничего плохого, за что они так ненавидят её?

Мэй, Стив, Диего и даже Сьюзан звонили ей несколько раз, но она не брала трубку. В итоге она выключила телефон, потому что видеть эти сообщения больше не было сил. Она чувствовала себя так, будто её разорвали на тысячи мелких кусочков.

— Ну что, стоит ли Гейл таких страданий? — шепнул мерзкий голос.

Девушка вздрогнула и обернулась по сторонам, разыскивая источник звука, но в палате никого, кроме нее, не было; Патрик сидел снаружи и караулил её от репортёров, которые приехали сюда, чтобы взять у неё интервью. Да и Энди была рада побыть одной. Наедине со своим унижением.