Перепуганная, я опомнилась и дала дёру.

Дорога исчезала под водой, превращаясь в скользкий грязный ручей. Я то и дело поскальзывалась и падала. Поднималась, не обращая внимания на обжигающую боль, и бежала дальше.

Я спряталась под корнями поваленного дерева возле дороги. Натянула насквозь промокший капюшон на макушку. Дрожащие руки безнадeжно обнимали себя, но тепла не прибавляли.

Сезон дождей. Мне никогда не приходилось задумываться, каков он в Сааде. Теперь я понимала, что полюбить это время года не в силах. И не только из-за воды. Перед глазами всe ещe плясали иглоподобные зубы водяного змея. Жуткого зверя, выходящего на охоту в период дождей, либо в сильный шторм, если дело происходит вдали от берега.

Рычание давно стихло. Не было ни звуков боя, ни других, более свойственных для леса шумов. Лишь стук дождя, отделивший меня от целого мира.

— Кого я вижу! Иди ко мне.

Услышав знакомый голос, я побежала мгновенно. К господину. Он стянул перепачканный землeй и кровью плащ. Накинул на меня. Укутал, будто ребeнка. Только мордашка торчала. Мои губы дрожали, а зубы отбивали быстрый ритм. Он почему-то улыбнулся, глядя на моё лицо.

— Ты так заболеешь и умрeшь. Идeм со мной. До часовни осталось всего ничего. В ней и отогреешься.

— А ты сам не простынешь без плаща? — стуча зубами.

Господин вопрос пропустил. Мы шли по пустующему тракту. И немудрено! Дождь не желал кончаться, лишь усиливаясь от шага к шагу, пока за пеленой воды не скрылись деревья. Дорога напоминала быструю речку. Я цеплялась за мужчину, боясь отстать, а он вдруг подхватил меня на руки. Я не брыкалась. Господин оказался невероятно тёплым. Хотелось зарыться в него, прижаться сильнее. Ещё от господина необычно пахло. Приятно. От отца всегда тянуло пивом и деревом. От братьев — землёй, деревом и потом. От Рея пахло лесом и птицами. В аромате господина было замешано что-то цитрусовое и хвойное. Не отдавая себе отчёта, я прижалась носом к его шее, наслаждаясь теплом и запахом.

— Тебе так удобно? — чуть сдавленно спросил господин.

Я сжалась, но почти сразу ослабила хватку и слегка отстранилась.

— Если удобно, — заговорил он спокойней, — то хорошо. Только не души меня. Пришли.

Часовня находилась на возвышении. Вода ручьями стекала по каменным ступеням, ведущим к небольшому деревянному зданию с острой покатой крышей.

Господин поднялся, толкнул дверь и вошёл внутрь. Отпустил меня на пол.

Часовня пустовала. Было слышно, как усиленно бился дождь о крышу. Внутри казалось, что наступила ночь, такая темень стояла несмотря на зажжeные свечи. Маленькие оранжевые огоньки трещали и танцевали. Я вновь ощутила, как сильно замeрзла и устала. Никогда ещe мне не приходилось ощущать подобного даже после целого дня работы на скотном дворе отца. Ноги и руки буквально сковало холодом. Они одеревенели и не желали двигаться. Так, хромая и еле передвигаясь, я пошла к свечам, уверенная, что лишь они обогреют. Господин снял с себя промокшую рубашку и выжал прямо на пол. Он говорил что-то о побеждeнном змее, но я не слушала.

Огонь пел. Он подзывал, успокаивал и, казалось, желал обнять. Я понятия не имела, кому посвящена часовня. Никогда не интересовалась, кому поклоняются в Сааде. К чему, если оседать в планы не входило? Вот и странности не заметила вплоть до того самого мига, когда занесла ладонь над свечой, а из-за спины раздался предостерегающий оклик.

Открыв глаза, я обнаружила себя на твeрдом лежаке. Возле меня сидел уставший господин. Однако он глядел не на меня, а в какую-то книгу и хмурился. Его губы беззвучно двигались. Казалось, он не заметил, что я проснулась. Кашлянув и сев, я привлекла к себе внимание зелёных, чуть потемневших глаз.

— Что случилось? — прохрипела я.

— А что помнишь?

— Дождь, хищная ящерица, снова дождь?

— Ящерица? Кхм, сосредоточься, Летта. Что дальше?

— Ты решил, что я не умею ходить, — ответила, закрыв глаза и, ощутив жар на щеках вдруг, вспомнив его аромат, — и понёс меня в часовню. Это всё. Я заснула?

— Не совсем, — господин закатал левый рукав и во что-то вчитался на своей руке, сверяясь с книгой.

За напускным спокойствием мужчины я, приоткрывшая один глаз, не поняла его отношения к произошедшему. Лишь с интересом рассматривала мужскую руку от запястья до середины предплечья покрытую замысловатой вязью. Я села, наклонилась над исписанной рукой. Без стеснения взяла господина за ладонь и повертела. Непонятные завитушки, полосочки да кружочки напоминали саадскую вязь, но неуловимо отличались.

Перевела взгляд на мужское лицо, вновь на его руку, затем на свою. Задрала рукав — пусто.

— Правая, — подсказал господин.

Я так и сделала. И охнула, когда обнаружила на своей руке рисунок, повторяющий мужской. Возможно, где-то вязь и различалась, но мне было не разобрать.

— И что это? Здесь, — я напрягла глаза, силясь разобрать, — что-то про связь. Какая связь? С чем?

Господин хохотнул.

— Ты умеешь читать?

— Такое нет, — призналась честно, но попытки прочесть не оставляла.

— Это печать…

— Одной больше, одной меньше, — шепнула вслух устало.

— … помолвки. — докончил господин.

Последнее слово смутно заставило меня подивиться, вот только сил не осталось. Господин говорил ещё что-то про хозяина часовни. Он всё поглядывал в книгу.

Зевнув, я сомкнула веки, голова накренилась, а вслед за ней и тело. На краю сознания ощутила, как господин подхватил за плечи. Как же всё-таки приятно от него пахнет.

— Спасибо, — донеслось до меня так, словно говоривший посмеивался.