— А ты не ревнуешь? — шутит Юлька. — А то смотри.

Она еще и шутить способна в таком состоянии. Я даже немножко завидую. Поймав мой взгляд, она тут же спешит заверить:

— Я шучу, конечно. Ты даже не думай…

— Я, Юль, — перебиваю ее, — вчера была с другим… с Германом. Это тот самый Герман, с которым мы в школе встречались… У него дом на въезде в Листвянку, на берегу Байкала. Весь день провели там. Но я не видела, что у меня телефон разрядился, я не специально…

— Оу, в тихом омуте… — смеется Юлька. — А я решила, что твоя бабуля просто перепутала… а ты, значит, реально была в Листвянке. И что, у вас что-нибудь было? Было? Сознавайся!

— Да, — тихо говорю я.

— Расскажи.

— Да что рассказывать? Мне теперь знаешь как стыдно… ну, перед Антоном, перед его мамой… Чувствую себя предательницей.

— Понимаю… Но оно хоть стоило того? Как он? Хорош в постели?

Я перевожу на нее недоумевающий взгляд.

— Да ну тебя. Мы только целовались.

— И это у тебя называется «было»? — издает смешок Юлька. — Выдохни, Ленка. Это не измена, а… так.

— Не так. Если бы Герман целовал другую, я бы умерла.

— Герман? А если бы Антон?

Я даже не нахожу, что ответить.

Возвращаюсь домой уже вечером. Настроение немного улучшилось. Наверное, потому что теперь я за Юльку спокойна — пока она там, ее действительно вряд ли кто найдет. А телефон она специально выключила, по совету Антона.

Подхожу к дому и не сразу замечаю, что неподалеку, через дорогу, припаркован черный джип. Только когда из него выпрыгивают двое и идут прямиком ко мне, понимаю — вот они и добрались до меня.

Первый порыв — развернуться и бежать. Прочь. Без оглядки. Но я лишь на секунду приостанавливаюсь, а затем, подавив панику, иду вперед, им навстречу. Потому что бегунья из меня никакая, я даже на физкультуру в школе не ходила. Догнать меня — им раз плюнуть.

И потом, куда бежать? Во дворы — это еще хуже. Здесь хотя бы довольно оживленная улица. Не будут же они на виду у всех бить меня, как Юльку, или пытаться затащить в машину, ну или еще что-то… Однако шаг я все же непроизвольно замедляю и иду, не чувствуя земли под ногами. И мысленно успокаиваю себя: они ничего мне не сделают, не посмеют, кругом же люди…

— Третьякова? Елена Сергеевна? — окликает меня один.

Подходит вразвалочку и останавливается передо мной. Смачно нажевывая, оглядывает меня с головы до ног. Глаза у него светло-голубые, совсем светлые, водянистые с крохотными черными точками зрачков, а взгляд цепкий и неприятный. Одну руку он держит в кармане кожаной куртки, а второй — играет со связкой ключей, подкидывает, крутит, ловит и снова подкидывает.

Второй прячет глаза за темными очками, но я чувствую, что он тоже разглядывает меня.

— Вы кто? — спрашиваю я, пытаясь унять нервную дрожь. Но куда там! Сердце колотится все быстрее и быстрее, разгоняясь до немыслимой скорости. А в желудке поднимается тревожная тошнота. — Что вам нужно?

— Поговорить, — ухмыляется первый. — Всего лишь поговорить. Пока что, а там… как пойдет.

Второй — лицо у него непроницаемое как маска — встревает, перебивая своего дружка.

— Тише, тише, не пугай девушку. — Голос его вкрадчивый и вроде мягкий, но именно от него почему-то вдоль позвоночника ползет липкий страх. — Мы и правда всего лишь поговорим. И, я уверен, быстро достигнем взаимопонимания.

— Ага, чем быстрее, тем тебе же лучше, — вклинивается первый, но этот лишь, поджав губы, поворачивается к нему, и тот сразу замолкает.

— Поговорим в машине? — кивает он на их джип.

Я отступаю на шаг.

— Нет! Ни в какую машину я не сяду. Никуда с вами не поеду. Если хотите что-то сказать, говорите здесь.

— Не нервничай так.

— Я и не нервничаю, — заявляю упрямо, хотя я не то что нервничаю, я на грани паники.

— Разговор серьезный, так что…

Тут мимо нас проходит группа иностранных туристов. Они радостно и шумно галдят на всю улицу, при этом приостанавливаются через каждые пару шагов. Крутят головами, указывая то на одно здание, то на другое, немного спорят, что-то сверяют с картой в телефоне. Странно, но я даже понимаю их речь, хотя обычно улавливаю лишь отдельные английские слова. Видимо, от стресса обострилось восприятие.

Эти двое, глядя на иностранцев с плохо скрываемым раздражением, расступаются, освобождая им путь на тротуаре. Те счастливо улыбаются и им, и мне, словно мы — хорошие знакомые.

Я выдавливаю улыбку в ответ, молча поворачиваюсь и быстро, не оглядываясь, иду к дому. Эти двое, на удивление, не бросаются вдогонку и даже не окликают меня.

Через минуту я захожу в наш двор. Высокий забор отрезает меня от улицы. Защита, конечно, так себе — у нас даже калитка не запирается. Но все равно сразу как-то спокойнее. Однако выдыхаю с облегчением я лишь дома. Нет, все равно от страха сердце скачет и руки трясутся, но дом есть дом.