Шрифт:
— К-куда мы едем?
Голос её рвался, как тонкая нить.
— В тюрьму.
— Но ты сказал…
— Да. Помню. Я не стану оставлять тебя там. Сейчас я хочу, чтобы ты только посмотрела, что с тобой будет, если ты пойдёшь против меня. Чтобы оценила: готова ли ты к таким жертвам. Потому что потом, когда за клевету на честь короля твоей бархатной кожи коснётся кнут, оставляя навечно жуткие шрамы на тонкой спине, когда под твои перламутрово-розовые, такие ухоженные ногти вгонят иглы, когда тебя привяжут к дыбе и порвут сухожилия, и когда, наконец, клеймо обожжёт твой лоб — а я велю клеймить тебе лоб, Эйдис, а не плечо — когда всё вот это будет происходить с тобой, ты проклянёшь себя и своё правдолюбие. Я знаю, что пытки сломают тебя, Эйдис, и ты рано или поздно, но покаешься в клевете. В рубище из грубого, небеленого полотна, босая и растрепанная, с табличкой на груди. На главной королевской площади. Я не возражаю, если таким будет твоё сознательное решение. Каждый сам выбирает свою судьбу. Мне будет лишь жаль твоё красивое тело. Но ты точно этого хочешь, Эйдис? Твои внезапно вспыхнувшие чувства к мужу стоят этого?
Эйдис застонала, сползла с сиденья, опускаясь перед Ульваром на колени, прижалась лицом к его ногам, обняв их. Девушку била крупная дрожь.
— Прости… прости меня… пожалуйста. Я все поняла… я тебя не предам… Прости меня!
И разрыдалась. Тихо, как напуганный ребенок.
— Хорошо, — шепнул он и провёл рукой по её растрёпанным волосам. — Прощу. Эйдис, я дам тебе остаток этого дня, чтобы ты могла справиться с эмоциями. Но завтра с утра ты мне нужна в обычном, здравом состоянии. Я помню, что обещал тебе титул герцогини. Возьми его сама: соблазни Яра. Не сейчас. Сейчас он ненавидит и тебя, и себя. Позже. Пусть пожалеет тебя в твоем горе. Пожалеет так, что в итоге женится. И ты станешь герцогиней. А я разрешу ваш брак.
— Но я… я не смогу родить детей…
— Знаю.
— Пожалуйста, пожалуйста! Я всё сделаю, как ты хочешь. Давай поедем обратно, — скулила девушка, не поднимаясь с колен и отчаянно заглядывая в его глаза.
— Нет, Эйдис, — ласково возразил король. — Я не меняю своих решений. Хочу, чтобы ты увидела, как пытают тех, кто провинился перед короной и законом. Только так ты запомнишь. И только так я смогу быть уверен, что ты не будешь рисковать и действовать против меня за моей спиной.
Она всхлипнула. Безнадежно и бессильно. Слёзы побежали из заплаканных глаз. Ульвар вновь задумчиво погладил её каштановые волосы.
— Эйдис, Эйдис… Признаюсь, я разочарован. Всегда считал тебя умнее. Что ж, это была моя ошибка… Не сомневайся, я это учту.
Глава 8
Двойник
Когда Ульвар, усталый и мрачный, вернулся обратно в кабинет, от стены отделилась тёмная фигура и шагнула навстречу.
— Да, Дьярви, — кивнул король, поднял левую руку, укусил перчатку за конец пальца и стал её стягивать. Ногой открыл дверь в кабинет. — Пфофоди.
— На герцогиню было покушение!
Уль кинул на лучника быстрый взгляд. Выплюнул перчатку в левую ладонь.
— Ты ел?
— Н-нет… Мы не успели. Мы как раз зашли в таверну, чтобы перекусить, и Джа… герцогиня заказала еду. Это «Озорной тефтель» недалеко от кладбища…
— Ясно. Подожди. Садись.
Король кивнул на кресло напротив стола и позвонил в колокольчик. Почти мгновенно на пороге нарисовался камердинер.
— Будь любезен, принеси нам с господином Дьярви поесть. И вина. Желательно персикового. Тинатинское больно крепкое.
— Мне, я…
— Дьярви, — Ульвар устало прикрыл глаза, опустился в кресло и стянул с правой руки перчатку, — когда-нибудь, уверен, ты достигнешь небывалых высот и должностей. Однажды к тебе даже постучатся титул и богатство. И вот тогда вспомни мои слова: всегда корми своих людей. Не забывай уточнять у них: сыты ли они, спали ли они. И как себя чувствуют. Голод — не лучший советник рассудка, поверь.
Король вытянул ноги, блаженно выдохнул.
— Садись, — снова кивнул в кресло напротив. — Я тоже с утра ничего не ел. Сейчас нам что-нибудь принесут, и потом мы поговорим. И ты расскажешь мне всё настолько подробно, насколько сможешь вспомнить.
Дьярви неловко присел на край кресла.
— Вы устали? — прошептал застенчиво и вдруг смутился.
— Очень, — признался король, открыл глаза и вдруг весело глянул на своего лучника. — Ничто так не утомляет, как неприятные разговоры. Особенно с плачущими красавицами. Знал бы заранее, что мне предстоит, сразу бы удалился в… милосердные братья.
Дьярви не удержался и хохотнул. Милосердными могли быть только сёстры, и потому шутка прозвучала немного на грани приличия.
Дверь открылась, вошли двое слуг, принесли на подносах еду и в корзине — вино и фрукты. Всё аккуратно расставили. Разложили фарфоровые тарелки, серебряные вилки, полотняные салфетки. Бесшумно удалились.
Ароматы блюд сводили с ума. Дьярви невольно сглотнул. Отвёл взгляд и заторопился:
— Сначала мы…
— Подожди. Давай поедим, — прервал его Ульвар. — Успеешь.
А затем неловко разрезал какую-то зажаренную птицу едва ли не пополам и положил половину на тарелку Дьярви.
— Ешь. Или ты думал, что я всё это сам осилю? Давай, помогай своему королю.
С едой они покончили быстро. Дьярви даже удивился, обнаружив опустевшие тарелки. У обоих собеседников оказался неплохой, честно сказать, даже волчий аппетит.