– Спасибо!
– гаркнул я в микрофон, Залу, единоживому существу.
– Спасибо!
– еще раз, каждому в отдельности.

Пауза первого восторга затягивалась. "Теперь я Всемогущ, мне море по колено!" Я отхватил незаслуженный аванс и обязан его отработать. Только бы не ослепнуть, не оглухнуть, не забыть, что я - человек, совсем и не все, а просто - могущий заронить в души... Значит - обязанный. Вчера Вейн процитировал Тилла У., сказав, что капля "живой" музыки способна воскресить умирающего. Его слова? Или мои? Раз-ве-э-то-так-важ-но?! "Живая музыка", говорите? Отлично! Я взмахнул рукой:

"Живая музыка морей,

Живая музыка лесов

Живая музыка живых...

И мертвый город мертвых снов!"

А как вы воспримете это?

"Почему мы живем в каменных склепах,

А место под солнцем оставляем свободным?

Почему мы кутаемся в стекло и бетон?

Чего мы все время боимся? И кого?

А если бояться нечего - к чему мы стремимся?"

И, без остановки:

"Выходите на улицы, бегите за город!"

После глотка воды...

"И здесь лавина одна за одной..."

... и стакана воздуха:

"Другой шипит: не мы начнем..."

Зал слушал меня одним огромным ухом, единораскрытымнемо-восторженным мозгом. Я испытывал не меньший восторг, выплескивая из себя:

"Снимите с кнопки пальчик свой!"

"Не стреляй!.."

Все смешалось: свет с тенью, тень с явью, явь с кровью... Я двинулся к краю сцены, к Вейну: "пока его гитара нежно пела".

"Прекрасный Город Счастья

Распахнет перед тобой Золотые Ворота..."

И после паузы-отдушины:

"Я верю только в себя".

Сколько времени прошло с начала концерта: секунда? минута? час? день? вся жизнь? Может, время остановилось?

"Года нам будет мало.

Часа нам будет много.

Просто мы любим друг друга,

Вы не судите нас строго!"

Ноги начали подгибаться - я чувствовал, как силы покидают тело, хотя голова прояснилась и расширилась до размеров Вселенной. Футболка прилипла к спине, силуэты Зала стеклись в одну огромную каплю ртути - она вытягивалась в мою сторону, впитывалась легкими. Над ней, в вышине переборок, куда я посылал свой голос, наслаждались жизнью всполохи Душ и Сердец: Харт-энд-Соул... Я вытянул подбородок, следя за их игрой... Галлюцинации? Возможно, нет. Но! Минутный перерыв необходим.

Пьяно покачиваясь, я выполз за штору, содрал с себя футболку, напялил сухую - ее протянула Сибилла... Откуда ты, Прекрасное Дитя?

– Гениально...
– нашептывала "Киска", - ... слышишь? Гениально!
– слезы замерли в уголках ее глаз... Ответ? Только покачивание головой - не мои заслуги... Па негнущихся, зато крепкостоящих, налитых свинцом ногах я потопал обратно. Влад!
– крикнула Сибилла, - остановись! Ты забыл!

– Я нашел...
– отозвался Влад В.

– Я не поняла, что?
– переспросила Сиби, но Влад В. отмахнулся. Микрофон в руке. А почему он в руке? Стоп. Стихи еще остались во мне? Остались. Вперед!

– Эту песню я исполняю специально для Сибиллы "К": "Не проходи мимо..."

Туман застилал глаза, но даже сквозь его хлопья я видел, как плакал Зал. Или это мои слезы? Я пел на-пре-де-ле, чувствуя, что могу свалиться в любую, самую неподходящую секунду. Пусть. Впервые в жизни дорвался до людей, которым могу сказать всю правду - и я скажу ее, открою им глаза. Постараюсь...

"Уберите бомбу с нашей крыши!

Разломайте на части, закопайте на помойке!"

Потом я пел: "Я закрываю..." Нет. Второй раз? Я не пою дважды. Достаточно одного. Повторение - роскошь.

"Hе рубите сук, на котором сидите.

Не спиливайте дерево, на котором птицы

свили гнездо.

Даже если вы хотите приготовить из него

бумагу, для книг и газет..."

Я осилил еще два шага вверх:

"Ведь Земля - это наша Душа!

Сапогами не вытоптать Душу!"

И:

"Возвращаются все, кроме лучших друзей".

Музыка стихла, Зал сжался пружиной концентрированного пространства, я приподнялся на носки, надеясь заглянуть в Зал сверху, из точки слияния Харт-энд-Соул... и попал в ловушку: пружина распрямилась, опрокинув на дощатый пастил. Я перевернулся на живот, подтянул к груди коленки, встал на четвереньки, постанывая, надеясь:

"Сидя на красивом холме..."

И скис... скис... кис-кисс...

Меня куда-то несли, везли, тащили, волокли, как тюк, мешок, ящик с паклей, ватой, дерьмом; катали-переворачивали разноцветные люди с разнокалиберными целями; тени-пятна лиц, блики-выкрики волос. Вместо нашатыря меня пробуждали плясками белых халатов: хо-о-шень-ки-э де-э-воч-ки в бее-ээнь-ких хаа-ти-ках. Их разогнал неприятно-сердитый бас, заполнив пространство, жидкое, как кисель без крахмала: "Приходит в себя!" Ба-шой шут-ник по-па-ася. Кто при-ходит в меня? Лицо: Сиби, Кесс, Милена. Зачем-почему она?