У обоих этих начальников я многому учился. Освоиться в штадиве помогло также то, что в своей дивизии знал все и всех. О тех пор и усвоил, как важны для штабного работника крепкие связи с частями и подразделениями, всестороннее с ними знакомство.

После конфликта на КВЖД обстановка на Дальнем Востоке оставалась напряженной. Особенно тревожной стала она в тридцатые годы. За Амуром появилась вторгшаяся в Маньчжурию Квантунская армия. Японцы явно готовились распространить агрессию на советские земли, откуда их вышибли десять лет назад. На границе учащались разные провокации и инциденты.

Советское государство принимало меры к укреплению своих дальневосточных рубежей. Из глубины страны прибывали новые части, вооружение. На Тихом океане начал расти флот. У морской и сухопутной границы, на наиболее важных ее участках, создавались укрепленные районы. В Благовещенский укрепрайон (сокращенно — БУР) перевели и меня, где осенью 1938 года я закончил службу начальником штаба.

Эти последние годы довоенной службы на Дальнем Востоке (после войны я служил в тех краях вновь) памятны тем, что редкий день проходил без тревог. Повышенная боевая готовность, подобная той, к которой приучены пограничники, постепенно становилась в приамурских гарнизонах, как и в Приморье, естественным состоянием, нормой жизни. Недаром объединение, куда входили войска нашего укрепрайона, называлось, несмотря на мирное время, не округом, а Дальневосточным фронтом.

Годами жить в боевой готовности нелегко, зато мы были уверены, что враг врасплох нас не застанет.

* * *

В приграничный район у Дуная и Прута, на юг Бессарабии, воссоединенной с Советской страной, я был переведен после непродолжительной службы в Северо-Кавказском военном округе. Новые места пришлись по душе. Особенно обрадовался широко разлившемуся у Рени и Измаила Дунаю — должно быть, потому, что привык к водному простору Амура, по которому проходит граница на другом краю нашей земли.

У всякой реки свой нрав. И тому, для кого река — прежде всего рубеж перед расположением вероятного или возможного противника, важно знать этот нрав не хуже, чем местному рыбаку. Присматриваясь к дунайскому раздолью, я привычно думал о задачах, решать которые готовился когда-то на Амуре: как помешать форсированию водного рубежа неприятелем, как прикрывать, если бы потребовалось, свои переправы…

Тут, как и на Дальнем Востоке, это были задачи вовсе не отвлеченные. За Дунаем и Прутом находилось государство, отнюдь не дружественное нам, боярская Румыния, где именем короля Михая правил фашистский диктатор Антонеску.

Наш Дунайский укрепрайон еще предстояло создавать. Военные инженеры, занятые разведкой местности, спешили как могли — задание было срочное. Все мы, однако, думали, что располагаем большим временем, чем было его у нас на самом деле.

Мы внимательно следили за событиями на Западе, где война перекинулась на недалекие от нашей новой границы Балканы. Но почему-то верилось, что до советской земли она скоро не дойдет. Мы ощущали спокойствие страны, которая жила мирным трудом, борьбой за выполнение планов третьей пятилетки.

С увлечением входил я в курс новых дел. И нетерпеливо ждал приезда жены и детей. Хотелось скорее показать им Дунай, Измаил с его суворовскими местами, весь этот красивый, теплый край. Было решено, что они переедут, как только закончатся занятия: не стоило переводить ребят посреди учебного года в другую школу.

20 июня я встретил наконец семью в Белграде, уютном зеленом городке у огромного озера Ялпух, вытянувшегося на многие километры в сторону Измаила. Вещи, отправленные багажом, находились в пути. Не было и мебели в только что отведенной мне квартирке. Но это не мешало радоваться тому, что мы снова собрались вместе. Командирской семье не привыкать ко всяким новосельям: не первое и авось не последнее!.. Все пятеро. — мы с женой, два сына и дочь улеглись спать по-походному, на полу.

Однако в тот раз обжить свой новый дом так и не пришлось. Наутро наступила та самая суббота, что памятна советским людям как последний мирный день перед обрушившейся на страну войной. И ничего, кроме Белграда да озера Ялпух, показать жене и детям в придунайском краю я не успел.

Следующей ночью, на рассвете, красноармеец-оповеститель из нашего штаба разбудил меня резким стуком в окно. Быстро вышел во двор, и первое, что воспринял, был характерный рокот моторов "ястребков" И-16. Они находились в воздухе, хотя никаких полетов и учений (это я знал точно) в воскресенье не предвиделось.

Надо сказать, что последние дни перед войной были у границы если внешне и тихими, то вовсе не безмятежно спокойными. В сознании мгновенно сконцентрировалось все, что накопилось неясного и тревожного, — сведения о передвижении войск на том берегу, полеты самолетов-разведчиков над дунайскими фарватерами и нашей территорией, другие подозрительные действия "противостоящей стороны"… Все то, что мы еще не решались, словно не веря до конца самим себе, вслух назвать настоящим именем — подготовкой к войне, к агрессии.