1 Будущее (лат.).

2 Прошлое (лат.).

Как странно, давно ли я заставлял звезды синей стаей светляков мчаться сквозь ночь, а теперь я вот, вместе с вами, снова на этом нелепом и сонном плоту, умеющем лишь вниз и лишь по течению, который принято называть: настоящее. Но я не согласен. Пусть машина разбита, мозг не разбит. Рано или поздно я докончу начатый маршрут.

Штерер оборвал и, отвернувшись от аудитории, смотрел на отражение огней в оконном стекле. Издалека протянулся сиплый свисток ночного поезда. Табуреты за его спиной задвигались. Голоса - сначала приглушенные, затем чуть громче. Бродячий огонек спички. Щеки, раздумчиво втягивающие дым. На вешалке опросталось два-три крюка. Внезапно лингвист, отведя рукой услужливый огонек, нарушил свое двадцатишестиязыкое молчание:

– Вы разрешите... вопрос?

Штерер, поглядев через плечо, кивнул: он слушает. Беллетрист, вдевший уже правую руку в рукав пальто, выпустил левый и ждал. Двое или трое у порога приостановились.

– Вопрос мой в следующем: есть некоторое несоответствие, так мне по крайней мере кажется, между длительностью вашего пребывания в... ну, скажем, в преждевременном времени и количеством обыкновенного, вульгарного, скажем так, времени, протекшего, пока вы... Я понимаю, Т и t разноязыки, но все-таки как вы успели?..

– Совершенно верно, - Штерер в некотором недоумении сделал шаг навстречу брошенным словам, - как я успел? Вот вопрос, который мучит меня все эти дни. Конечно, отсчет t внутри Т вещь не слишком легкая. Но мои вычисления заставляют меня думать, что, может быть, я и не успел, что, возможно, встречи с реальным временем и не произошло (моя конструкция могла разбиться и о менее серьезное препятствие) и что я, извините меня, среди призраков, порожденных призрачными длительностями. Мне хотелось быть по возможности популярным и... вежливым, и я довольствовался в своем изложении гипотезой о t, ударившемся о Т. Но если вы сами... если эта гипотеза не удовлетворяет вас, то мы можем предположить, что машина не успела достигнуть реальности, она расшиблась о выставившуюся вперед тень Т-времени и... наблюдения над окружающими теперь меня людьми дают ощущение, что это люди без теперь, с настоящим, оставшимся где-то позади их, с проектированными волями, словами, похожими на тиканье часов, заведенных задолго до, с жизнями смутными, как оттиск из-под десятого листа копирки. Впрочем, возможна и третья гипотеза: я, Максимилиан Штерер - сумасшедший, которому отказано даже в смирительной рубашке, а все изложенное мною - бред, дивагация. Мой искренний совет - остановиться именно на этой точке зрения: она наиболее для вас выгодна, устойчива и успокоительна. Засим имею честь.

Штерер прошел мимо повернутых вслед ему голов. Трое или двое у порога стояли словно на ввинченных в пол подошвах. Беллетрист шарил в воздухе, не попадая в выскользнувший левый рукав пальто; тик дергал его за губу, пробуя вытряхнуть слово.

– Да, нафилософил, - присвистнул лирик и оглядел собравшихся в надежде, что хоть на прощанье вспомнят о его непрочитанных стихах. Никто не вспомнил.

Кинорежиссер взъерошил волосы шестируким жестом:

– Закадровать бы и - в фильм!

Беллетрист наконец поймал рукав:

– Что ж, ввертите. Только все это времярезничество - блеф. Штереровщина...

И, почувствовав себя освобожденными, две-три пары подошв двинулись вслед за вышагнувшими за порог желтыми гетрами.

– А вот у меня, - наклонился к Стынскому лингвист, - такое чувство, будто он вчертил мне новую извилину в мозг.

Стынский устало улыбнулся:

– Когда-нибудь историк, описывая эти вот наши годы, скажет: "Это было время, когда повсюду ползала, присасываясь к концевым буквам имен, слепая и склизкая "щина". Впрочем, я бы так, вероятно, и начал биографию Штерера, если б...

XII

На следующее же утро в подлестничный треугольник стукнуло тростью.

– Кто?

– Вставайте. Идем продавать купюры.

– Не понимаю.

– Тем не менее идем.

Через минуту двое покидали подъезд. Стынский, зацепив крюковатой ручкой трости локоть Штереру, смеясь, тащил его за собой, имитируя вожака медведей:

– Все машины делаются из денег, не так ли? Следовательно... следите за мною. Иметь ум, дорогой Штерер, этого недостаточно; надо еще иметь ум, умеющий умно с умом обращаться, приводной ремень к идеям. Ну вот, разрешите мне быть лоцманской лодчонкой, ведущей за собой корабль. Я уже созвонился с издателем. Он вчера слушал вас - этакая зачесанная лысина, помните? Теперь мода на мемуары. Кронпринцы - революционеры - метрессы - экс-премьеры кооператоры и императоры - все подрабатывают на вспоминательстве. С завтрашнего дня вы принимаетесь за книгу. Я уж и заглавие придумал: "Воспоминания о будущем". Звучит тиражно. Сколько вам нужно на машину? Ого! Ну если этак четыре-пять изданий и... то вам можно будет снова обряжаться в дорогу. Редколлегия у этой зализанной лысины в руках; но мало пробраться под лысину, надо идти дальше - к кассе.

В тот же день прелиминарные переговоры были успешно закончены. В издательстве хотя и сквозь недоверие, но заинтересовались. Что ж, в крайнем случае если не по отделу истории, то по беллетристике, se non е vero... 1 И "ундервуд" отстучал договор. Аванс? Можно и аванс.

1 Se non е vero, e ben trovato - если и неправда, то здорово придуманная (ит.).

На обратном пути Стынский, весело отмахиваясь шляпой на поклоны встречных знакомцев, наставлял спутника:

Теперь, Штерерище, безотлынно за работу. От чернильнице к бумаге и обратно и больше никуда. Если вам там под ступеньками неудобно, строчите у меня. Ничего? Ну, как хотите.

И перо Штерера потянулось по синей строке, повторяя путь словами пишущего. Спиною в стену, над подпертыми коленями строчками, строитель времяреза вспоминал свое будущее: он не давал спрятаться ни одной секунде и собирал дни, как придорожные травы, в ушах у него вперемежку с пульсом стучал ход погибшей машины, а в межбровной складке была защемлена упорная мысль.

Стынский, спускаясь по лестничному зигзагу, беззвучил шаги над каморкой Штерера. Иногда - раз или два в неделю - он стучал, свесившись с перил, тростью в складень: