Шэн Линъюань, этот старый пройдоха, отличался редкой проницательностью, и он всяко, наткнувшись на маленькую версию своего нынешнего врага, догадался, что в «Обратном потоке» скрывается сам заклинатель. Можно даже сказать, что за идиллические картины давно ушедшего детства цеплялся не бессердечный древний демон, а сам Алоцзинь. Что ж, неудивительно, что сочувствие Сюань Цзи Шэн Линъюаню не понадобилось. И напоминать, что они заперты в его сладких грезах о детстве, было излишне. Кстати сказать, те вопросы, которые Шэн Линъюань попросил ему позадавать, и соответствующие ответы на них, предназначались не Сюань Цзи, а все тому же Алоцзиню.

– Ладно, хроника важных событий совпадает с историческими источниками, значит, в основе своей воспоминания правдивы, – немного успокоившись, заметил Сюань Цзи. – Но большая их часть принадлежит ему, а не вам, так?

– О! Как ты догадался?

– Хотя воспоминания в «Обратном потоке» касаются тебя и Алоцзиня, но лица всяких сановников и военачальников всегда были размыты, как у второстепенных персонажей. А у шаманов наоборот – лица очень четкие. Красочно показаны все привычки, детали, особенности. Такое чувство, что кому-то понадобилось рассказать мне правдивую историю взлета и падения шаманского клана. Или кто-то пытался излить свою душу. Кстати, ваше величество, вы ведь даже не знаете, какими иероглифами записывается «излить душу», не так ли?

Шэн Линъюань невозмутимо согласился:

– Хм, говоришь верно…

– И еще: ты не только подавлял свои воспоминания и постоянно опустошал разум, но и подстраивался под чужие переживания, лишь бы выманить Алоцзиня сюда, – беспощадно обличал его Сюань Цзи. – А когда я открыл рот, чтобы засомневаться, что такие дети, как вы с ним, вряд ли самостоятельно сбегут от демонов, ты использовал мой намек как отправную точку. Вдохновился им, чтобы потом облить меня дерьмом, не так ли?

– Вовсе нет, – искренне возразил Шэн Линъюань. – По моей небрежности мы оказались втянуты в чужие чары. Обстоятельства крайне стесняли меня, приходилось действовать как придется и пользоваться всем, что подвернется под руку.

«Ну спасибочки!» – мысленно огрызнулся Сюань Цзи.

– А еще ты знал, что гибель клана – самое страшное из воспоминаний Алоцзиня, и здесь вывести его из себя будет проще простого. Поэтому ты аккуратно подсунул ему фрагмент якобы воспоминаний Дань Ли…

– Дело нехитрое. Я просто встал на его место, – легко подтвердил догадки Сюань Цзи бывший император. – В конце концов, он многому научил меня.

Сюань Цзи горько усмехнулся.

– Ну да, ну да… В «Обратном потоке» есть только трое: ты, я и Алоцзинь. И наш друг-шаман, раз он хозяин этих чар, наверняка сможет отличить свои воспоминания от чужих. Но тут появляется третья точка зрения… Естественно, он, ничуть не сомневаясь, решил, что это моя, что это я как-то связан с куклой в человеческой коже. Разозлившись, он перестал скрываться и вылез, чтобы уничтожить меня, своего заклятого врага. То есть я послужил и наживкой, и поплавком, и живым щитом! Так сколько жалований мне теперь положено, ваше величество, раз я у вас за всех отдуваюсь?

Выслушав его, Шэн Линъюань спокойно пояснил:

– Дань Ли хитрил и изворачивался всю свою жизнь и никогда не снимал маски. Со временем мы поймали его, бросили в темницу и обезглавили, но когда сорвали с него маску, тут же выяснилось, что никаких черт лица у него уже нет – кровь и плоть давно перемешались. Никто и никогда не видел его настоящего лица, поэтому я мог с легкостью позаимствовать твое. Премного благодарен за услугу.

Он рассказывал об этом четко и ясно. А когда закончил, брови Алоцзиня поползли к переносице – как раз к той точке, куда нацелил свой гвоздь Шэн Линъюань. Древний демон нежно прикрыл глаза своему другу и кое-что добавил, обращаясь к нему:

– Дань Ли умер несколько тысячелетий назад. Впрочем, как и мы с тобой. Теперь демоны-яо не враждуют с людьми, все народы давно перемешались. В последние сто лет никто не знал войны. Огонь Алой Бездны Чиюань давным-давно потух. Послушай, Алоцзинь…

Распахнув глаза, Алоцзинь выплюнул несколько слов на шаманском наречии. Говорил он медленно, замолкая после каждого слова, и Сюань Цзи даже смог кое-что уловить на слух. Кажется, он сказал то же, что и в своих воспоминаниях. Так звучали его предсмертные слова.

– Что он говорит? – спросил Сюань Цзи.

Шэн Линъюань не ответил – вместо этого он вонзил последний гвоздь в лоб Алоцзиня. Шаман тут же замер и больше не двигался. Его большие яркие глаза стали тускнеть, веки окончательно опали.

Подхватив своего друга на руки, Шэн Линъюань перелетел к гробу, установленному на плите среди горного озера. Опустив туда Алоцзиня, бывший император взмахнул рукавом – письмена Темного жертвоприношения исчезли без следа.

Сюань Цзи не пошел за ним. Потирая шею, на которой остались синяки после пальцев Алоцзиня, он просто остался наблюдать, как бывший император картинно страдает у гроба: прильнув к краю, Шэн Линъюань с чувством глядел на своего почившего друга.

Ну да, ну да, как будто ему не все равно…

Не стерпев этой показухи, Сюань Цзи скрестил руки на груди и насмешливо окликнул его:

– Эй, ваше величество! Ваш выход на поклон, кажется, затянулся на добрых пять минут! Для дешманской фотки со зрителями и одной достаточно! Пора и честь знать!

Словно очнувшись ото сна, Шэн Линъюань отпрянул от гроба, опустил взмахом руки крышку и медленно поднялся. Но стоило ему опереться на бронзовую стенку, как он весь напрягся, торопливо отвернулся и крепко зажал рот.