Но размышлять об этом было некогда – Алоцзинь с криком бросился к алтарю. Вот только было уже поздно.

Быть может, предавший заветы предков вполне заслуженно лишился покровительства своего горного божества. Или это общая участь богов – быть повергнутыми в прах вместе с глиняными идолами? Или люди изначально цеплялись за глупые иллюзии, которым приписывали божественную силу? Кто знает.

Как бы то ни было, заговор раскрылся. Вода у алтаря пылала. Кувшины с опасными «чарами», хранившиеся на каменной плите, начали нагреваться и трескаться. От них поднимались таинственные, подобные призракам, темные тени. Еще немного – и они заметались по гроту. Алоцзиню уже ничего не оставалось, кроме как заткнуть проход к алтарю собственным телом.

Между тем многие шаманы, почувствовав дым, пробудились. Обернувшись к ним, Алоцзинь в отчаянии прокричал:

– Бегите! Прочь отсюда! Вон от алтаря! Скорее!

А в это время злые чары, пробужденные огнем, почуяли живую кровь и плоть и с жадностью набросились на Алоцзиня. Голос его исказился, а потом и вовсе пропал – чары разорвали его тело на части. Маска, которую он не успел снять, треснула пополам, и к лицу пристала одна из частей, схваченная запекшейся кровью.

Не успел Алоцзинь навсегда закрыть глаза, как другие чары ударили по нему, сращивая плоть и кости. Цветы Рождения и Смерти над его головой стремительно заалели, лопнули и окатили молодого вождя кровавым соком. Всего минута – и он был залит алым с головы до ног, будто на него вылили чан крови. И этот сок не был простым – он поддерживал в Алоцзине ясность сознания. Поэтому, пока его разрывали и исцеляли злые чары, он никак не мог забыться. Заслоняя собой проход, юный вождь как будто попал в вечный круговорот жизни и смерти.

Что до других шаманов, то они, рыдая в голос, ринулись прочь из пещеры. Каменные плиты-врата поднимались одна за другой, подъемный механизм вынес убежище на поверхность, но когда обезумевшие толпы хлынули наружу, их встретили только языки пламени. Послышались крики боли и ужаса – шаманы разом отпрянули.

Путь преграждало демоническое, чисто-белое, пламя. Видя, что бежать некуда, один из воинов племени, скрипнув зубами, шагнул было в огонь. Он думал, что всего-то обгорит, но как-нибудь прорвется, однако чисто-белое пламя разом превратило его в пепел. И пока другие в смятении наблюдали его гибель, жадные белоснежные языки перескочили к входу пещеры и накинулись на столпившихся шаманов. От жара этого огня плавились даже вековые каменные своды. Спасаясь от верной гибели, шаманы поспешили отступить и опустить свое убежище обратно под землю.

К тому часу Алоцзинь умер и ожил уже бесчисленное множество раз – тело его то распадалось, то мучительно собиралось заново, и этим мукам не было конца. По ногам юного шамана рекой струилась кровь и собиралась в небольших ямках каменного пола. Испаряться она не успевала, и на поверхности крошечных луж то и дело всплывали маленькие, размером с кунжутное семечко, гусеницы. Напитываясь кровью, они стремительно росли, превращались в куколок, расправляли крылья и поднимались уже взрослыми бабочками. В отличие от Зеркальных бабочек, эти существа (чьи трепещущие крылышки горели алым, будто свирепое пламя в озере алтаря) рождались прямо из крови Алоцзиня. Чуть только они вылупились из коконов, как роем налетели на обезумевших шаманов!

– Тебе не любопытно узнать, что это за существа, непохожие на бабочку с человеческим ликом? – спросил Шэн Линъюань у Сюань Цзи. Голос его звучал как будто издалека. – Похоже, ты уже догадался. Все верно, это особые злые чары. Они не горят в демоническом пламени.

Вдруг пещеру и грот накрыла вспышка ослепительного света – от него на глазах Сюань Цзи выступили слезы. Проморгавшись, он обнаружил, что их перенесло в другую часть сцены. А именно – на поверхность, перед убежищем шаманов. К тому времени весь Дунчуань охватило чисто-белое пламя. Где-то раздавались отчаянные крики – кто-то всеми правдами и неправдами пытался прорваться к шаманам. Сюань Цзи обернулся и увидел толпу, которая всячески старалась удержать Шэн Линъюаня, Владыку людей.

Нет, он все-таки опоздал на день… Точнее, на одну ночь.

– Огонь пылал семь дней и ночей, – вовремя пояснил Шэн Линъюань из будущего. Сюань Цзи обернулся и застал древнего демона рядом с собой. – И никто не мог его потушить. Как думаешь, почему?

От этого вопроса у Сюань Цзи похолодело в груди. Но ответа не последовало – вместо этого сцена из прошлого снова рассыпалась, а когда они перенеслись в другое воспоминание, им пришлось уже следовать за юным императором. Тот, шатаясь, шагал по пепелищу. Он направлялся в убежище шаманов, к их алтарю.

Поскольку огонь пылал семь дней и семь ночей, абсолютно все выгорело и рассыпалось пеплом. Пещера, которую шаманы использовали как убежище, тоже обгорела и сильно закоптилась, напоминая изнутри гигантскую печь. Отчетливо несло жареным мясом. Однако внутри не было пусто – там теснились целые толпы шаманов! Обгоревшие, спекшиеся заживо, они не обратились в прах, а стояли тесными рядами! Более того – все как ни в чем не бывало весело болтали и смеялись! Прямо как на верхушке горы, где часто собирались попеть песни и потанцевать – Сюань Цзи знал об этом из воспоминаний Шэн Линъюаня.

У входа к алтарю стоял целый и невредимый Алоцзинь. Окруженный толпами обгоревших сородичей, он смотрел на Шэн Линъюаня прямо поверх голов. И встречал своего названого брата то ли с приветливой улыбкой, то ли с насмешкой.

Но тут Алоцзинь наклонил голову, и она покатилась с плеч…

Вздохнув, юный вождь изящно поманил убежавшую голову – настолько красивую, что и не поймешь, принадлежит она юноше или девушке, – голова послушно подкатилась к его ногам. Приподняв ее, Алоцзинь неловко водрузил беглянку на место. К лицу по-прежнему липла половинка маски. Но когда голова упала, маска слетела, обнажая изуродованную пламенем плоть, едва прикрывающую кости черепа. Другая половина лица, оставленная открытой всем злым «чарам» и «противоядиям», оказалась белоснежно-белой и подчеркнуто совершенной.