Екатерина как учёный и доктор иногда чувствовала подступающую откуда-то из глубины души ярость от бреда этого ежедневного. Хотелось в этот телевизор попасть и оттуда людям крикнуть: очнитесь, неужели вы не видите, что это маскарад? Это же спектакль, причём дешёвый, позорящий само великое искусство актёрское. Что же это творится?!

Как учёный, исследующий мозг человеческий долгие десятки лет, она авторитетно могла заявить: 80 процентов всех колдунов и гадалок, с которыми ей пришлось работать, имели серьёзные психические расстройства, самое расхожее из которых шизофрения.

Вот с остальными было сложнее. Источник их силы или дара был за гранью понимания. Предполагалось, что способности принадлежат каждому конкретному индивиду и могут применяться в любой момент в любом диапазоне, доступном человеку. Но большинство из них уверяло, что дар свой не контролирует. Он приходит и уходит по чьей-то воле. У большинства он уходил, стоило им попасть в институт.

Слава был спокойнее в суждениях, как обычно. Это он её в узде держал и не позволял спорить ни с начальством, ни с более высокими представителями власти. По сути, если бы не он, Екатерина бы давно из института ушла. Но он в неё верил и в их работу. Верил, что от исследований рано или поздно польза будет настоящая. Верил, что они откроют что-то такое, чего и сформулировать толком нельзя. Верил в людей, в общем, в то, что у них есть шанс.

А она не очень верила. Тяжёлое военное детство оставило неизгладимый след в душе. Страх того, что мир не навсегда, преследовал её постоянно. Признаться в этом страхе она могла разве что самой себе. Но Слава понимал и Дмитрий понимал тоже. Оба волею случая оказались в одном партизанском отряде. Слава с дедом, а Дмитрий после того, как поезд с беженцами разбила фашистская авиация. Всех выживших отправили в тыл, когда смогли, а этот упёрся, плакал перед командиром, просил отомстить за сестру и мать. Командир оставил.

Славик и Димка. По 13 лет обоим. Вояки. Она чуть моложе была в те времена. Все годы на самой грани соприкосновения. Чего им только видеть не довелось. И с одной, и с другой стороны. Нельзя с мечом друг на друга. Тут не святая война, тут просто истребление одних другими.

Попал к ним как-то со сбитого самолёта солдатик наш. Бабушка его лечила травками всякими, заговорами, молитвами. Всё в ход шло. Тогда и маленькая Катя поняла, есть нечто такое, что может, если не остановить войну, то смерть отсрочить. А солдатик, когда совсем плохо было, всё говорил: нельзя же так, мы же все люди, мы одинаковые, у всех дети, у всех мамы, как же так? Что же не можем в мире, что же мы делим-то вообще? О чём война? У каждого своя земля была, свои песни, свои легенды, свои могилы предков. К чему же эта война?

Эти слова так же накрепко засели в Катюшкиной русой голове, как и старинные заговоры, длинные молитвы с непонятными словами и названия травок. Она постоянно бубнила их под нос. Они её успокаивали. В какой-то момент ей стало казаться, что они и правда защищают её. Как будто что-то упругое поднималось шатром от её тела вверх и закрывало её от комьев разбросанной взрывом земли, от пуль, от искр горящих домов. Как будто она в коконе каком. Прабабушка Прасковья говорила, что если человек выживает в самых неминучих бедах, то Бог приготовил для него иной конец и что у этого человека есть ещё, что сказать миру. Может быть, он совершит какой-то подвиг, спасёт кого-то, а может, изобретёт что-то полезное. Или ему суждено быть просто очень добрым и хорошим человеком потом, в мирное время, и учить детишек. Никто не знает завтрашний день. Но то, что на роду написано, чего не миновать, Катюша запомнила твёрдо.

Часами в холодном сыром и опротивевшем до нельзя погребе во время налётов она складывала в голове все эти немногие разрозненные знания и всё искала, как это встроить в обычную жизнь, в которой она ходила в школу, где не было бога, нечисть обитала только в сказках, а русский солдат не должен был жалеть врага. А этот солдат жалел. У него в голове тоже никак не укладывалось, почему похожие друг на друга люди, живущие на похожей земле буквально за забором, не могут нормально жить. Ведь всего на всех хватает.

Ещё Прасковья говорила маленькой Катюше, что нельзя хвастаться своим даром. Помогать надо тихо, незаметно, а когда и вообще молча. В любом другом случае дара можно попросту лишиться. Бог дал, бог взял. Простые заповеди, коих всего десять, люди знают, вроде как. А спроси, кроме «не убий», ничего на ум и не придёт. Но ведь там и того проще: не кради, не завидуй, не желай чужого ничего, не ври, почитай бога, отца и мать, не болтай без дела, ибо слово – это и есть бог.

Что ж тут непонятного? Не желай чужого. Не болтай лишнего.

И у всех народов так, не только у русских. Много разных людей прошло через её жизнь. У многих из них был дар, имени которому они тоже не придумали. Все молились разным богам, а по сути сходились в одном: есть нечто большее.

Настоящие избранные богами, богом, неизвестными ей силами, тихо и скромно исполняют миссию: держат мир на своих хрупких плечах, ставят щит над обездоленными, обиженными, над всеми, кто истинно верит и кому нужна защита высших сил.

Именно по этой причине, ну и конечно, из-за политики государства, она сама держала в тайне свои знания и умения. Но они ни в какое сравнение не шли с чистым видением будущего у маленькой внучки. Это то, о чём можно было только мечтать. А вот как его действительно развивать, Екатерина так и не нашла за долгие годы научной работы.