– Ну, Володя, ну, дорогой! Нет слов!

Крынкин сочувственно улыбнулся, глядя в сторону, и покивал головой, - и Николай Потапович вспомнил, замахал свободной рукой.

– Ой, Володя, извините!
– полез в карман, вытащил три бумажки и стыдливо спросил:

– Пять номиналов, как условились, да?..

Крынкин принял, после чего осчастливленный Николай Потапович попрощался и унесся с томиком Федерико Гарсиа Лорки, о котором Крынкин не знал ничего, кроме того, что он поэт. За стихи он вообще брал на десять процентов дешевле. Наверное, потому, что сам терпеть их не мог.

До конца рабочего дня к нему еще подходили. Суровый пенсионер в толстом пальто получил Даррелла и "Декоративных рыбок". Два акселерата обрели вожделенных Шекли и Маркеса. Изящной даме в короткой шубке и твердых джинсах после воркующей беседы были вручены Лорка, Даррелл и "Современный филиппинский детектив". И так далее Крынкин работал вдохновенно, но без суеты, успевая вещать в мегафон манящие призывы. Между делом он распродал Энциклопедию, пустив последние экземпляры в нагрузку к Дарреллу и Дюма.

Перед закрытием к нему подошел долговязый парень в вельветовом пальто. Усы у него были толстые, как малярная кисть. Он деловито кивнул Крынкину и сказал:

– Лэн Маккензи, "Алфавит" и "Пернамбуко".

– Годится, - проронил Крынкин. Приняв три ярких конверта, он добыл взамен из неистощимых глубин портфеля аккуратный пакет.

– Жапризо, Гарднер и Найо Марш, "Последний занавес".

Парень молча затолкал пакет в сумку, опять кивнул и зашагал к выходу.

На этом многотрудный день Владимира Крынкина заканчивался. Настала пора сворачивать дело - переход опустел, стало еще холоднее. Мегафон, столик и остатки товара по договоренности хранились в соседнем киоске "Союзпечати".

Старик появился, когда он упаковывал книги. Заметил его Крынкин не сразу, а когда заметил, чуть не испугался. Поднял голову и увидел: стоит рядом старик и пристально на него смотрит.

Крынкин перевел дух и рявкнул не хуже мегафона:

– Вам чего?

Желтые усы стали торчком, глаза сощурились - старик улыбался. Он чуть поклонился, развел руками:

– Простите великодушно, отвлек вас от работы.

– Отвлек, отвлек, - ворчал Крынкин, перевязывая пачку, и уголком глаза следил за стариком Леший знает, что у него на уме...

Распрямившись, он потопал валенками, отряхнул руки. Старик смотрел очень непонятно - будто Крынкин был невесть какая диковина. Ну, конечно, не без того. Все-таки рост метр восемьдесят девять при весе восемьдесят семь, в своем деле бог - вон какие люди перед ним на цыпочках ходят.. Но старик глядел прямо-таки даже неприлично, с оттенком счастливого недоверия.

Нездоровые у него были глаза Белки покрасневшие, радужка мутно-голубая, как сильно разбавленное молоко.

Крынкин, кашлянув, сказал:

– Я уже кончаю, так что вы бы...

– Нет-нет, - замахал руками старик.
– Христа ради, не обращайте на меня внимания!..

Мимо прошли два милиционера в черных дубленых шубах и валенках с галошами. У одного из микрофона рации попискивало: "Та-та, та-та-та, ти-ти-тиии.." - "Ямщик, не гони лошадей..."

"Ишь ты!" - ухмыльнулся невольно Крынкин и вдруг рассыпал не связанную еще пачку книг прямо на асфальт - затоптанный, захлюстанный, в месиве подтаявшего снега.

Ахнув, старик пал на колени, опередив Крынкина. Полы его черного пальто разлетелись по самой грязище. Трясущимися руками он подбирал книги и все время то ли стонал, то ли охал, носовым платком обтирая с переплетов мутные капли и грязь.

Опомнившись, Крынкин налетел на старика, выхватил у него из рук собранные книги, оттесняя его тулупным задом, и поднял остальные. Что он произносил в душе - неизвестно, вслух же говорил следующее:

– Ах, пап-ппаша, работать не даете... Своих дел у вас нет?!

За чужими надзираете на общественных началах? Этт-тти мне пенсионеры!

Старик вначале опешил. Потом взглянул на Крынкина, руки тем же платком вытирая, и молвил необидчиво:

– Не обессудьте, молодой человек. Так уж судьба сложилась, что мне, кроме вас, и обратиться не к кому.

Тренированным нюхом почуял Крынкин - странное, но неопасное. Он повозился со столиком, выигрывая время, и осведомился:

– А вы от кого?

– То есть как, извините?
– старик даже наклонился к нему.