Глядим, соседу своему новому нас показывает, удивленно переговариваются, плечами пожимают.

Уже не первый случай, кстати, когда нас за ненормальных принимают!

Говорю Вите:

— Давай все-таки мыться! Не может быть, чтоб у банщика не было, чем вытереться!

— Посмотрим, — Витя говорит.

Выходим в предбанник — действительно: в гардеробе на столе лежит кипа простынь с черными печатями.

Говорю:

— Дайте нам, пожалуйста, две простыни, мы заплатим.

Он говорит:

— Талоны давайте!

Мы спрашиваем:

— А где их брать?

Банщик говорит:

— В кассе!

— Но касса же во дворе, как мы пойдем-то туда?

Гардеробщик говорит:

— А это не мое дело!

Я говорю:

— Ну дайте нам за деньги, какая вам разница!

— Нет уж, — говорит. — Неприятностей я себе не хочу! Велено только за талоны давать.

Говорю:

— Ну дайте нам просто так, а мы талоны потом вам принесем!

Он только зевнул, отвернулся и стал что-то в шкафу своем делать.

Витя говорит:

— Пошли назад, я замерз!

Пошли обратно.

Да-а… Правильно папа мой говорит: «Все, кто без четкой цели идет, в нелепейших положениях оказываются поздно или рано».

Вернулись мы снова в мыльную, сели.

А брызги со всех сторон так и летят!

Главное, хоть волосы не намочить.

Взяли из пирамиды тазы сухие, надели перевернутые тазы на головы и сидим.

Вокруг нас уже удивленная толпа собралась.

Какой-то парень с соседней скамейки стал водой на нас брызгать. Брызнет — и хохочет, смех его, видите ли, душит! Брызнет — и хохочет. Тоже — шутник!

А нам не до шуток. Уйти отсюда не можем, и здесь дальше находиться тоже опасно.

А шутник этот все брызгает, брызгает — не устает! У Вити вдруг терпение лопнуло — отбросил он со звоном свой таз, к парню этому подскочил, выхватил таз его и на себя вылил.

— Этого ты добивался?! — закричал.

Потом как закричал:

— Э-эх!!

Разбежался через всю мыльню и с ходу ласточкой в бассейн нырнул!

Появляется голова его над водой:

— Давай, — говорит. — Замечательно. Освежает!

И я тут подумал: «Э-эх, если всего бояться, думать всегда: а что потом? — так никогда ничего и не сделаешь!»

Тоже крикнул я на всю баню, разбежался — и ласточкой в бассейн!

Остальные, понятно, сразу же вышли оттуда, а мы стали с бортиков прыгать, потом даже с плеч друг у друга!

Потом в предбанник выскочили, довольно бодрые, Витя к окну подбежал и быстро-быстро стал занавеской вытираться.

Гляжу, банщик побагровел. Но и оцепенел — с места сойти не может. Понял я — плохо сейчас будет — другую занавеску схватил, быстро-быстро стал голову тереть.

Наконец банщик сорвался, бросился, и с ним еще несколько помощников.

— Возмутительно! — кричит. — Распустились! Хулиганье!

Прямо в занавески нас замотали и по коридору к директору повели.

— Вот, — банщик директору говорит, — занавесками вытирались, хулиганье!

Директор говорит:

— Почему ж вы занавесками вытирались, они же для красоты!

Мы говорим:

— Нечем больше. Полотенца не взяли, а талоны на простыни забыли купить.

Директор говорит банщику:

— Что ж ты — не мог ребятам простыню дать?

Банщик:

— Очень надо мне — из своего кармана давать! Другие пусть дают, а я бедный!

Директор говорит:

— Знаем, какой ты бедный! Ребята же простудиться могли!

Открывает вдруг сейф, распахивает и достает два махровых красивых полотенца!

— Вот, — говорит, — из директорского фонда вам! Вытирайтесь!

Я чуть не заплакал, во всяком случае, щеки чем-то щипать стало. Схватил полотенце, быстро-быстро лицо стал тереть.

Вытерлись насухо, потом вернулись в баню, оделись.

Хороший человек — директор!

Очень хороший!

Вышли из бани.

— Хорошо, — говорю, — что директор хороший человек оказался. А то бы могли так и пропасть. Так в бане и пришлось бы жить, под скамейками прятаться.

— Ничего, — Витя говорит, — отличные люди везде есть!

— Отличные люди, — говорю, — везде есть, но дураков, как мне кажется, никто не любит.

Но главное, фуражки у Витьки-то нет, в люк упала, а ветер холодный дует, а волосы у него влажные!