Это имело смысл. Слепоглухой человек мог управлять подобным транспортом только при полной уверенности, что на пути никого нет. Сами они никогда не выйдут на рельсы, потому что их невозможно будет предупредить о приближающемся поезде.

Когда я дошел до группы зданий, то увидел людей, ходящих вокруг в сумерках. Они меня не замечали, как я и ожидал. Они двигались быстро, а некоторые даже бежали. Я стоял неподвижно, обшаривая все вокруг взглядом, чтобы никто в меня не врезался. Прежде чем набраться смелости, я должен был выяснить, как им удается не сталкиваться.

Я наклонился и присмотрелся к земле. Свет уже тускнел, но я сразу увидел, что все вокруг пересекают бетонированные дорожки.

На каждой из них имелся отличающийся рельефный узор, созданный до того, как бетон затвердел: линии, волны, углубления, гладкие и шершавые участки. Я быстро увидел, что те, кто торопится, перемещаются только по этим дорожкам, и все они ходят босиком. Нетрудно было догадаться, что это нечто вроде дорожной схемы, читаемой ногами. Я выпрямился. Мне не требовалось знать, как это работает. Достаточно было понять, что это такое, и держаться в стороне от дорожек.

Люди здесь были ничем не примечательные. Некоторые ходили без одежды, но теперь я к такому уже привык. Все были разного роста и телосложения, но выглядели примерно одного возраста, за исключением детей. Если не считать того, что они не останавливались, не разговаривали и даже не махали друг другу, когда сближались, я никогда бы не предположил, что они слепы. Я видел, как они подходили к пересечению дорожек – понятия не имею, как они понимали, что вышли к перекрестку, но смог придумать несколько объяснений – и шли через него медленнее. Это была чудесная система.

Я начал подумывать о том, чтобы подойти к кому-нибудь. Я провел там уже почти полчаса, без приглашения. Наверное, у меня возникло ложное ощущение уязвимости этих людей; я ощущал себя взломщиком в чужом доме.

Около минуты я шел рядом с женщиной. Она шагала очень целеустремленно, глядя вперед – или так казалось. Она что-то почувствовала, возможно, услышала мои шаги. Пошла чуть медленнее, и я коснулся ее плеча, не зная, как еще поступить. Она мгновенно остановилась и повернулась ко мне. Глаза у нее были открыты, но пусты. Руки ее пробежали по моему телу, легко касаясь лица, груди, рук, прошлись по одежде. У меня не было сомнения, что она распознала во мне незнакомца, возможно, уже после первого касания к плечу. Но она тепло улыбнулась мне и обняла. Руки у нее оказались очень деликатные и теплые. Забавно, потому что они были мозолистыми из-за тяжелой работы. Но на ощупь – чувственные.

Она дала мне понять – показав на здание, изобразив еду невидимой ложкой и коснувшись цифры на своих часах, – что ужин будет через час и что я приглашен. Я кивнул и улыбнулся под ее ладонями, она поцеловала меня в щеку и торопливо ушла.

Что ж, все оказалось не так уж и плохо. Меня волновала возможность общения с ними.

Позднее я обнаружил, что она узнала обо мне гораздо больше, чем я предполагал.

Я решил пока не идти в столовую, или что там у них было. Прогулялся в сгущающихся сумерках, разглядывая их хозяйство. Увидел, как маленькая шелти гонит овец в овчарню на ночь. Она умело направила их в открытые ворота безо всяких команд, и кто-то из местных закрыл их и запер. Потом наклонился и почесал собаке голову, а та лизнула его руку. Закончив со своими обязанностями, собака подбежала ко мне и понюхала штанину. Весь остаток вечера она ходила следом за мной.

Все выглядели такими занятыми, что я с удивлением увидел женщину, сидящую на изгороди и ничего не делающую. Я пошел к ней.

Вблизи я увидел, что она моложе, чем я думал. Ей было тринадцать лет, как я позднее узнал. Одежды на ней не было. Я коснулся ее плеча, она спрыгнула с изгороди и поступила так же, как и другая женщина, – ощупала меня всего безо всякой сдержанности. Потом взяла за руку, и я ощутил, как ее пальцы быстро двигаются на моей ладони. Я не мог этого понять, но знал, что это такое. Я пожал плечами и испробовал другие жесты, чтобы показать, что я не говорю на амслене [2] . Она кивнула, все еще охватывая ладонями мое лицо.

Она спросила, остаюсь ли я на ужин. Я заверил, что да. Она спросила, не из университета ли я. И если вы думаете, что легко спрашивать только движениями тела, то попробуйте сами. Но она была так изящна и плавна в движениях, так умела в стремлении передать смысл. Это были одновременно и речь, и балет.

Я сказал, что я не из университета, и попытался немного рассказать о том, чем занимаюсь и как оказался здесь. Она слушала меня руками, наглядно почесывая голову, когда мне не удавалось ясно передать мысль. Постепенно ее улыбка становилась все шире, и она стала беззвучно смеяться над моими гримасами. Все это время она стояла очень близко, касаясь меня. Кончилось тем, что она уперла руки в бока.

– Думаю, тебе нужна практика, – сказала она, – но если для тебя нет разницы, то мы можем пока разговаривать голосом? А то я сейчас лопну от смеха.

Я вздрогнул, словно ужаленный пчелой. Прикосновение, которое я мог бы игнорировать при общении со слепоглухой девочкой, внезапно показалось неуместным. Я немного попятился, но ее руки вернулись ко мне. Она показалась озадаченной, но затем прочла проблему ладонями.

– Извини, – сказала она. – Я думала, что ты глухой и слепой. Если бы я знала, что это не так, то заговорила бы с тобой сразу.